Дворцовые тайны - Кэролли Эриксон

Мне придавал смелости пример мистрис Клинкерт, к которой зараза никак не хотела приставать, хотя она проводила в спальне королевы дни и ночи. Да и лорд Роберт, мой отец и другие советники, часто посещавшие нашу повелительницу, не заболели.

Постепенно к королеве начал возвращаться вкус к жизни. Первым проснулся ее аппетит. Теперь она требовала жареных перепелов и пироги из дичи.

— Но Вашему Величеству эти деликатесы сейчас запрещены! У вас же оспа! — вознегодовал доктор Бёркот.

— Тогда убирайтесь вон из моих покоев! — ответила на это Елизавета. — Я не потерплю, чтобы кто-нибудь помыкал мною в моем собственном дворце!

К этому времени мы — ее приближенные и слуги — уже верили в то, что королева пошла на поправку и что очень скоро здоровье полностью вернется к ней. С каждым днем она ела все больше и больше, уже вставала с постели и даже начала ходить неверными шагами по своим покоям. Еще через некоторое время голос ее вновь стал звонким, а тело — сильным и гибким, и тогда к ней вернулось прежнее упрямство и сумасбродство. С утра до ночи она всех нас заставляла плясать под свою дудку и потакать своим малейшим капризам.

— Ненавижу безобразных женщин! — воскликнула она как-то раз, когда мы, фрейлины, одевали ее.

В тот день она приказала принести кружку легкого пива и с удовольствием его попивала, пристально разглядывая наши лица. Ее взгляд задержался на моей злосчастной сестре Сесилии, лицо которой было изуродовано отметинами от оспы, а волосы — сбритые для того, чтобы сделать королеве парик, который та почти не носила — еще не отросли как следует. Сесилия всегда носила на голове французский чепец или круглую шапочку, но уши у нее были такие оттопыренные, что короткие волосы их полностью не прикрывали и они выпячивались даже под самым плотным головным убором.

— Почему у этой девушки так торчат уши? — спросила королева.

Никто не знал, что ей ответить.

— Простите, Ваше Величество, но я ничего не могу с этим поделать, — сказала Сесилия. — Не всем же быть такими красивыми, как вы!

Последняя реплика сестры сильно уязвила Елизавету, чье лицо в то время также было обезображено оспинами и шрамами (которые, впрочем, впоследствии зажили). Королева прекрасно понимала, как безобразно она сейчас выглядит, и потому не показывалась на людях. Недолго думая, она запустила полупустой пивной кружкой в Сесилию. Кружка разлетелась на множество мелких кусочков, не причинив, впрочем, вреда моей дерзкой сестре.

— Убирайся и больше не смей появляться при дворе! — хрипло закричала королева.

Сесилия расплакалась и, спотыкаясь, выбежала из комнаты.

Несмотря на все усилия моего отца, направленные на то, чтобы смягчить сердце Елизаветы, королева была непреклонна: Сесилия должна оставить двор! Моя сестра вновь оказалась в нашем загородном поместье Ротерфилд-Грейз, где она, по словам матери, предавалась слезам и унынию, обвиняя королеву в своих злоключениях и твердя, что ее жизнь кончена.

Как я уже говорила, все фрейлины страстно желали выйти замуж. И не за кого попало, а за самых богатых и высокородных из тех женихов, которых могли подобрать им их семьи. Я не была исключением в своем стремлении к замужеству, но, как прозорливо заметил лорд Роберт, идти за Уолтера Деверё мне совсем не хотелось. Но как же я могла перечить отцу, который недвусмысленно дал мне понять, что хочет увидеть меня его женой?

— В один прекрасный день Уолтер получит титул лорда, — задумчиво заметил как-то мой брат Фрэнк.

Он навестил меня однажды утром вскоре после окончательного выздоровления королевы, когда двор зажил своей обычной жизнью. Еще раньше Фрэнк, выросший в долговязого, обаятельного юношу с острым умом и не менее острым языком, хладнокровно и изучающе разглядывал Уолтера, когда тот увлеченно предавался одному из своих любимых занятий — помогал нашему отцу составлять списки провизии, необходимой для королевского двора на время летних переездов. По традиции и во избежание вспышек болезней, сопутствующих большому скоплению людей, каждое лето королева со всем своим двором странствовала из одной своей резиденции в другую, время от времени останавливаясь погостить в поместьях своих самых знатных подданных.

Каждый июнь, как только устанавливалась теплая погода, мы принимались укладывать вещи королевы (а одни только ее платья занимали почти сотню сундуков) и увязывать свои пожитки. Весь этот скарб загружался на повозки, телеги и экипажи, которые составляли королевский поезд, ползший со скоростью улитки от одного загородного дома до другого. Наше нескончаемое летнее путешествие было мучительным. Я ненавидела вечно распаковывать, приводить в порядок и укладывать обратно помявшиеся наряды, разжигать камины в холодных негостеприимных комнатах, бороться с блохами, кишащими в давно не менявшихся тростниковых циновках, ждать на обочине, когда повозка ломалась или какая-нибудь служанка неожиданно начинала рожать. Каждый раз я страшилась прихода лета, потому что работы мне прибавлялось, а суета вокруг становилась невыносимой. Уолтер же, наоборот, предвкушал великое летнее странствие двора с упоением, а помощь моему отцу в подготовке к нему любил почти так же, как охоту.

— Уолтер — прирожденный составитель списков и описей, — частенько подтрунивала я.

— Кто-то же должен делать эту работу, Летти, — рассудительно замечала в этих случаях моя мать, вставая на защиту моего будущего мужа. — Представь себе, что будет, если двор тронется в путь без должной подготовки. Какая начнется неразбериха!

Я знала, что неразберихи в этих случаях никогда не удавалось избежать, но в споры с матерью не пускалась. Мне гораздо интереснее было узнать, что думает о моем женихе Фрэнк.

— Мало кто лучше справится с необъезженной лошадью, чем он, или завалит кабана, — с восхищением отозвался в тот день Фрэнк об охотничьем искусстве моего нареченного. — Однажды я своими глазами видел, как он возвращался с охоты, добыв три пары кроликов, олениху и дикую утку в придачу, — и все это за один день. И не забывай про Чартли… — брат замолчал на полуслове, поглядев на меня со значением.

Да, конечно, как я могла забыть! Чартли^[131] — родовой замок семьи Деверё. Говорят, ему триста лет, стены имеют толщину двенадцать футов, и большой холл не уступает по размерам тронному залу. Правда, его сто с лишним комнат малы и тесны, а ветер свищет сквозь щели в старой кладке. Так, во всяком случае, рассказывал мне о своем родовом гнезде Уолтер, описывая свое детство. Но он всегда добавлял, что в имении прекрасный парк, в нем водится много дичи, а замок выглядит величественно и неприступно.

— Чартли — надежный оплот, — проговорил Фрэнк. — Почти как сам Уолтер. И не забывай, что в наследство твой жених со временем получит и другие замки, а также сундуки, заполненные золотом и серебром, выгодные должности и титулы. Их ему пожалует наша королева, которая ему благоволит. Рано или поздно она сделает его рыцарем ордена Подвязки, можешь не сомневаться. И наконец, он вовсе не урод, разве не так?