Чёрный полдень - Юля Тихая

Дезире стоял между мной — и смертью. Мощная белая фигура, будто выточенная из камня, крепкие широкие плечи, латы, хищно раскрытые крылья. Я за ним — будто за стеной из мрамора, пропитанной первозданной силой; я не успела ни испугаться, ни поверить, что он сможет меня защитить.

Время ползло улиткой — и всё ещё неслось слишком быстро. Перед моими глазами были одни только перья, но я видела всё будто бы со стороны, словно взлетела над залом невидимой птицей. Вот пуля ткнулась острым концом в белые латы на животе рыцаря, и от неё кругами на воде разошлись золотые знаки. Вот дрожь пробежала по рыцарю, и краски из него вымыло, а крылья опали. Вот вспыхнули на пальцах чёрные молнии, а потом…

Он скривился вдруг, согнулся — и пуля прошила его насквозь, не оставив следа.

А потом со странным чавканьем ударила мне в грудь.

Толчок — меня дёрнуло назад и в сторону с такой силой, что моя душа из надмирного наблюдения влетела обратно в тело. В груди с глухим звуком вспыхнуло солнце — будто бутылку разорвало, меня мотнуло из стороны в сторону и ещё раз приложило о колонну. Дезире, развернувшись в долю секунды, обхватил ладонями моё лицо и придержал, не давая съехать на пол.

— Свет, — хрипло сказала я ему первое, что пришло в голову. — Ты ведь сделан из света.

Потому что тело… где там те глиняные куколки, которых закопали в разных концах Земель две с половиной сотни лет назад?

Он перевёл взгляд на мою грудь, и я посмотрела тоже.

По голубому ситцу растекалась кровь. Её становилось всё больше и больше, она била откуда-то изнутри сплошным потоком и поднималась по горлу в рот.

Боли не было, только весь мир вокруг мутился и казался невозможным и фантасмагорическим.

— Пожалуйста, — сказала я, надеясь, что он разберёт мои слова через кровавую пену, — помни, что ты мне обещал.

Я улыбнулась беспомощно, едва ощутив, как шевелятся губы. Тело онемело, безразличное и безответное. Было жарко, будто пуля была раскалённым металлом, выплеснутым мне в лёгкие, — но теперь жар схлынул, оставив одну лишь пустоту.

В синих глазах был ужас, которого я никогда не видела раньше. За его спиной взметнулись белые крылья. В воздухе горел ослепительным светом белый меч, сделанный из боли и вины.

— Пожалуйста, — шёпотом повторила я.

Он провёл пальцами по моей щеке ласково-ласково.

Потом выпил поцелуем моё дыхание — и я умерла.

0

Здравствуй, девочка без будущего.

Без будущего, — эхом отзывается в сознании, — без будущего.

Какое может быть будущее, если ты умерла?

Я висела в пустоте, чернильной и непрозрачной, в пронзительном, невозможном нигде, и вокруг не было ничего, ни живого, ни мёртвого.

— Здравствуйте, — робко ответила я.

И не услышала собственных слов.

Шелестящий голос молчал. Если бы меня спросили, я не смогла бы ответить, откуда он звучал. Верх и низ, право и лево, — всё потеряло значение; я не могла различить даже, был ли он внутри меня или снаружи.

Я поднесла ладони к глазам и ничего не увидела. Попробовала шевельнуть ногой — и ничего не почувствовала. Стала ли я тенью? Точкой? Скованной камнем душой?

Ты смешная, — сказал шелестящий голос.

А потом передо мной — если можно сказать, будто была я, и было какое-то «впереди» — открылся глаз.

Он был чёрный, и внутри него кружились звёзды космоса.

Ты уже решила? — спросила Бездна.

— Решила? Что именно?

Что попросить. Ты умерла на моей границе, и потому имеешь право просить. Чего ты хочешь, девочка без будущего? Хочешь, я заберу твоих врагов? Хочешь, в городе будет отныне и вовек праздник твоего имени? Хочешь, я покажу тебе снова счастливейший из дней твоего прошлого?

Во мне была одна только звенящая пустота.

Просить? О чём просить, — если я умерла, а передо мной — Бездна? О да, Бездна, как говорят, исполняет желания тех, кто умеет их загадать, вот только порой у неё выходит так, что исполненные желания всё больше похожи на проклятия. И откуда мне знать, куда повернёт хрупкое будущее, если я на что-то решусь? Я уже видела, как крошечный камешек катится по склону, призывая за собой лавину.

Мне не хотелось ни мести, ни благодарности, ни даже сладких грёз. Мне не хотелось великих свершений и каких-то умозрительных благ. Сколько я ни пыталась, я не могла найти в себе ни одного настоящего желания.

Подумай, — шептал голос. — Для тебя не было ритуального рисунка, за тебя ничего не сказано. А твоя жизнь — неплохая цена…

Вот только моя жизнь не была ничему ценой. Она просто была, вот и всё. Не большая и не маленькая — моя.

— Ты тоже… как они?

В глазу что-то всколыхнулось, но звёзды горели всё так же ярко.

Как кто?

— Ты тоже… человек? Как лунные на самом деле не боги. Или ты была человеком?

Ресницы похожи на щерящиеся в стороны мечи. Они дрожали, словно чёрный глаз засмеялся.

Нет, — шелестнула Бездна, будто стеклянное крошево перекатилось в воде. — Нет, я не человек и не была им. И у меня нет глаз, но люди не понимают, как можно без них видеть. Люди не могут осмыслить меня.

— Значит, это всё ненастоящее?

Это возможное.

Наверное, здесь было холодно. Но я стала забывать о том, что это такое — холод. Я забывала обо всём и даже не успевала расстроиться этому, будто листы у меня внутри выцветали и тлели, и я сама становилась всё легче, всё меньше.

Я могу показать тебе, — шепнула Бездна.

И я сказала безразлично:

— Покажи.

Это будет твоё желание?

— У меня нет пока желания.

Звёзды вспыхнули ярче, а потом из них вдруг родились нити, бесчисленное множество сияющих нитей, причудливо и странно переплетённых. Я была среди них — словно в коконе, словно в центре самого волшебного из всех гобеленов.

Это было прошлое, и будущее, и возможное. Я любовалась ими, как любуются искусством, — и долгое, мучительно долгое, почти болезненное мгновение понимала.

У людей всегда было довольно желаний — таких, чтобы стирать ради них любые границы, таких, чтобы убивать и умирать ради них. Люди зачерпнули из Бездны силу, чтобы спастись из своего старого мира; чтобы превратить мёртвую серую землю в дом; чтобы кровь стала колдовскими камнями и чтобы разлилось море. Люди отворили источник чёрной воды, чтобы спросить совета у своих предков, и так впервые