Замки роз: нерассказанные истории - Анна Снегова

в могильной тишине мой шёпот услышали все. – Невинное дитя, которое она носит под сердцем? Разве оно может отвечать за грехи матери? Разве можно изгонять ее, пока внутри нее зреет новая жизнь?

Мой разум никак не хотел поверить в происходящее и отчаянно цеплялся за любую возможность хоть как-то помочь той, что на протяжении стольких лет скрашивала моё одиночество здесь. Той, кого я звала подругой и доверяла самые сокровенные мысли. Я не могла допустить, чтобы на моих глазах с ней сотворили такое. Я знала, что Матильда сирота. Без семьи, без друзей, без денег, с клеймом позора – куда она пойдет за пределами Обители?! Что будет с ней и нерожденным ребенком?!

- О, разумеется, мы позаботимся и о плоде греха! – процедила Одетт. А потом сделала шаг, склонилась к Матильде и вложила в ее руку склянку из непрозрачного стекла.

Та смотрела пару мгновений непонимающим взглядом… а после сжала пальцы на пузырьке.

Мне потребовалось чуть дольше времени на осознание.

Она даёт ей яд.

Я бросилась вперед, попыталась вырваться, но меня держали крепко. Я не знала, кто – кто-то из старших сестёр.

- Постойте! Не нужно, умоляю! Матти, скажи им! Ведь можно дождаться появления малыша, а потом… хотя бы отдать в сиротский дом!! Но он будет жить, он…

- Не надо, Никки, - горько усмехнулась Матильда и спрятала руку с отравой в складках ночной сорочки. – Он не нужен даже собственному отцу. Никто из нас ему не нужен был. Как выяснилось, ему нужно было только одно. А я… как ты себе представляешь, дура, как я буду выживать там, за стенами, с животом?! Я выпью.

Она решительно встала, и ее увели – босую, растрепанную, с красным и опухшим лицом.

Поравнявшись со мной, она прошептала:

- Зря мы верили тем книгам, Никки. В жизни никогда так не бывает.

Её увели. А я почувствовала такую беспомощность и опустошение на душе, как никогда прежде.

И мне даже всё равно стало, что будет со мной.

Как можно носить в себе дитя, знать, что это беззащитное чудо вручено тебе судьбой, неважно почему – разве Небесам не виднее?! И не защитить. Не сберечь.

Я отказывалась понимать.

Хотя что это я… Мне действительно не понять.

Уж у меня-то совершенно точно никогда не будет своего ребёнка.

Одетт что-то говорила, но я слушала так, будто говорили не обо мне.

- …и вот скажите мне, сёстры, разве не заслуживает преступление той, что стоит сейчас перед нами, намного более суровой кары и более строгого осуждения?! Наша заблудшая сестра Матильда поддалась… желаниям, которые, теперь вы сами видите, как губительны для девушек. И не зря Небесная Дева учит нас смирять их и всячески подчинять плоть. Но эта!.. Она совершила своё преступление холодным разумом, прекрасно отдавая себе отчёт в каждом действии. В том, что предает сестёр и покрывает преступницу. И все вы знаете, что не первый раз эта негодная была поймана за нарушением Устава. Так что за наказание станет достойной карой для подобного исчадия зла?!

Я смотрела в пол и молча ждала вердикт.

Тоже изгонят? Пусть. Я даже буду рада. Хотя стоит представить злорадное лицо сестры, если я вернуть обратно, опозоренная.

«Неудачница! Ты даже в том скучном сборище неудачниц оказалась самой никчемной!» - так и слышался в голове ее язвительный голос.

Вот кого следовало отправлять в преемницы Всеблагой… подумалось невольно. Хотя я и устыдилась тут же этих мыслей.

А тем временем Одетт, подержав театральную паузу, завершила свой эффектный монолог. Я хотела уже скорее дослушать, мозг словно отупел от безысходности и отказывался понимать, что я в этом спектакле – отнюдь не зритель с галёрки.

- Я обдумала всячески её прегрешения… ведь все знают, что Небесная Дева – защитница справедливости, а значит, в высшей степени справедливым должен быть мой вердикт в этом небывалом для нас деле! И вот что озарило мой разум, вот какие слова вложила Небесная в мои уста.

От патетичности ее тона мне становилось так душно, что хотелось уже в обморок упасть, лишь бы этот ужас поскорее завершился. Но глупому телу, как на зло, в обмороки не падалось.

- Эта лживая тварь промолчала, когда должна была сказать нам всю правду о творящемся при ней непотребстве! Так пусть же отныне всегда молчит! Я обрекаю ее на обет молчания. С сего дня пусть никто под страхом суровой кары не смеет разговаривать с этой дрянью! Она проживет остаток своих дней в нашей Обители, упорным трудом вымаливая прощения у Небесной Девы. И может, наша милосердная покровительница на том свете дарует ей свое прощение. А судьба этих двух девиц пусть послужит хорошим уроком всем вам! Даже в мыслях вы не должны грешить! Потому что ни один грех не останется без наказания.

В этот раз на меня даже не стали тратить Яму.

В конце концов, пока сидишь в Яме, не можешь работать.

Просто отвели обратно в келью, небрежно зашвырнули туда, как испачканную вещь, к которой боятся прикоснуться, и заперли дверь снаружи.

Работу и еду мне приносили прямо туда. Изредка – воду, чтобы вымыться в тазу.

День за днем я плела кружева, стирая пальцы в кровь, в абсолютной тишине, прерываясь лишь на короткий сон. Пока дни и ночи не стали сливаться в одно сплошное серое пятно.

Я поняла, что очень быстро сойду с ума. Теперь ясно, как Одетт сломала ту молчаливую сестру, Валентину, – неверное, ей тоже никто не запрещал разговаривать. Просто с ней всем запретили говорить.

Пришло отупение. И равнодушие. И я была почти на грани…

Но потом мне приснился сон.

Как будто я была внутри той книги.

И кто-то высокий, в белом мундире, говорил, что я ему нужна.

Я проснулась в слезах. И это было глупо – но я решила сделать ещё одну глупость в своей жизни. Снова поверить в сказку. Ты права, Матти! Нельзя, ни за что нельзя верить книгам! В реальности так не бывает, ты права. Ты заплатила горькую цену за это знание. Но знаешь, что? Ведь иногда эта глупая вера – единственное, что позволяет держаться.

Всё новые и новые узоры выходили из-под моих быстрых пальцев. В конце концов, я стала придумывать их сама. И там были чудесные птицы, и диковинные звери, и еще что-то, чему я не знала названия.

А каждую, каждую ночь, засыпая, я зажмуривалась крепко и умоляла, чтобы