Вторая жена - Юлия Олеговна Чеснокова

Приехав, мы поднялись наверх. В номере, на кровати, лежал раскрытый чемодан, наполовину заполненный одеждой. Его путевой вид сковал мне грудь тоской. Расставание на неопределённое время! Минимум недели на две! Проводившая прежде вечера за работой и исследованиями, я вдруг подумала, что не хочу возвращаться к этому, хочу и дальше гулять с Набилем по Парижу, держась за руки и целуясь в укромных уголках без посторонних. Нет, это вовсе не обозначало, что я хочу уволиться и сесть ему на шею, чтобы быть женой олигарха, напротив, я бы хотела сохранить своё занятие, даже если создам семью. Но свободное время тянуло тратить уже на другое. Как же заразительна романтика! Как трудно перебороть возникающие желания, прорастающие глубокими корнями в душу.

— Не хочешь вина или шампанского? — предложил Набиль, положив ещё одну рубашку в чемодан.

— Ты же знаешь, я не пью.

— Ну, вдруг это только без повода? — улыбаясь, подошёл он ко мне.

— Нет, совсем. Меня так воспитали.

— У тебя очень хорошая семья.

— Да. И… я как раз хотела поговорить насчёт этого…

— Да? Я слушаю, — он отошёл в ванную, проверяя, ничего ли не забыл там. Как-то совсем не то перекрикиваться о том, что я хотела сказать, через стенку. Мне нужен был контакт глаз, присутствие. Поэтому я замолчала. Выйдя, Набиль оказался позади меня и, вдруг, его губы коснулись моей шеи. Волосы были забраны вверх, в строгий рабочий пучок, поэтому их не пришлось сдвигать, чтобы коснуться кожи.

Смущённая, я резко развернулась к нему и оказалась в его объятьях.

— Что ты хотела сказать?

— Это… насчёт… как раз… моей… и твоей…

— Да? — он снова наклонился, и на этот раз поцеловал меня в шею спереди. По спине пробежали мурашки, особенно когда губы стали подниматься выше, к подбородку, по скуле. Замерли возле моих губ.

— Я же… христианка.

Набиль чуть отстранился, поглядев в мои глаза.

— Я знаю. И что же?

— А ты… ты — мусульманин.

— Это я тоже знаю, — усмехнулся он. — Ты считаешь, Аллах осудит то, что мы вместе?

— Нет, я думаю, что Бог как раз сторонник любви и того, чтобы люди любили друг друга. Только… по-честному.

— По-честному? — недопонял он, сузив глаза. Чёрные брови приопустились, делая его взгляд хищным, но тем не менее ещё более красивым.

— Я имею в виду… законно. Перед Богом.

— Не совсем понимаю…

Наверное, у них, всё-таки, никах описывается как-то иначе.

— Я о том, что мы с тобой не сможем повенчаться, — выпалила я, набравшись решимости, — по-христиански это невозможно. Никак. Если один из нас не поменяет религию. Вот.

Набиль посмотрел на меня продолжительно, задумчиво, продолжая держать за плечи. Потом расслабился и улыбнулся:

— Элен, но ведь сейчас религиозные браки не обязательны.

— Для меня это важно.

— И что же ты хочешь?

— В том-то и дело… Я не знаю, что с этим можно сделать! Поэтому я изначально была против завязывать знакомство. Оно вело в никуда — так казалось, но теперь, когда мы вроде бы начали встречаться…

— Начали, и продолжаем… — притянув меня к себе, Набиль сбил все мои мысли поцелуем. Горячим, напористым, жадным. В нём чувствовалось желание и лёгкая спешка, не присутствовавшая до этих пор.

Его ладони перешли на мои лопатки, и мне было приятно до щемящего нытья в подреберье ощущать тесноту его объятий, быть прижатой к его груди. Меня влекло посмотреть на него хоть раз без рубашки, и в то же время пугала непозволительность обнажения до тех пор, пока мы не станем мужем и женой. Поцелуй пошёл обратным маршрутом от губ к шее, и я вынужденно уперлась ладонями в Набиля, останавливая его.

— Нет, пожалуйста.

— Я хочу тебя, Элен, — с жаром прошептал он, заставив дрожать мои поджилки.

— Но…

— Неужели ты не хочешь этого? — взяв меня за подбородок, он опять воззрился в мои глаза. Как удав, гипнотизирующий свою жертву — до того безвольной я себя ощутила.

— Набиль, я не могу.

— Почему? Разве я не нравлюсь тебе?

— Дело не в этом.

— А в чём?

— У нас в семье никто… никто не занимался этим… до свадьбы.

Его брови взметнулись вверх. Несмотря на то, что он знал — я девственница, и он сорвал мой первый поцелуй, Набиль почему-то не предполагал, что у меня именно такой принцип. Пальцы ослабли на подбородке и плавно опустились, погладив шею.

— Но ты же сказала, что христианский брак, который для тебя важен, между нами невозможен?

— Если ты не примешь христианство…

— Но я не собираюсь его принимать! — впервые за наше знакомство Набиль немного повысил на меня голос. Я опустила взгляд:

— Я понимаю…

— Тогда, ты хочешь сказать, что между нами ничему не быть? Ты хочешь расстаться?

— Нет! — испуганная, я подняла взгляд обратно. Нет, я не хочу потерять тебя, неужели ты не видишь, что я утопаю в наших отношениях всё сильнее? — Я пытаюсь придумать выход и… и я читала, что венчание, то есть, у вас — никах — он с христианкой возможен… это так?

Набиль хмуро посерьёзнел, шаря взором по углам номера, будто где-то спрятался ответ.

— Возможно. Я не интересовался.

— Ты мог бы разузнать наверняка?

— Аллах! — взъерошил он свои чёрные густые волосы, отойдя. — В каком веке ты живёшь, Элен? Разве сейчас кому-то нужен брак для того, чтобы быть вместе?

— Мне! Мне он нужен. Остальные меня не волнуют.

— Раньше это всё имело значение, были другие времена, но сейчас…

— Времена не меняются, это люди раскрепощаются и считают, что всё становится можно. Но я так не считаю. Я по-другому воспитана и мне не нужны свободные отношения.

Такая тишина повисла, что я будто бы слышала, как тикают наручные часы Набиля, как вертятся в них швейцарские шестерёнки, двигая точный и надёжный механизм.

— Элен, моя семья… она может не принять тебя, — вдруг сказал он. Это было сильно неприятно, до какой-то покалывающей боли под сердцем, но предсказуемо.

— Я понимаю.

— К тому же, мы так мало знаем