Довольно милое наследство - С. А. Белмонд

– Мисс Николс? Меня зовут Руперт, я работаю с Джереми. – У него был низкий голос, какой можно услышать в церкви. – Поднимайтесь, пожалуйста, в библиотеку, это на втором этаже.

Лестница была с блестящими отполированными перилами, а ступени покрывала винного цвета ковровая дорожка, закрепленная золотыми скобами. Впрочем, ковер не спасал от скрипа. Лестница слегка постанывала при каждом моем шаге. Я остановилась в небольшой прихожей на втором этаже.

Раздвижная дверь в квартиру была приоткрыта, чего ни один живой человек не стал бы делать, если, конечно, он не переезжал. За дверью просматривался холл с лампой в виде тюльпана на столике. Поколебавшись немного, я толкнула дверь в сторону, и та бесшумно отъехала.

Библиотека оказалась милой комнаткой, заполненной светом, льющимся из двух эркеров с большими окнами. Мебель в основном была старой, конца девятнадцатого – начала двадцатого века – молодость двоюродной бабушки Пенелопы. На окнах висели синие занавески, перевязанные гигантскими золотыми тесемками. У стены напротив стояли книжные полки от пола до потолка, пестревшие книгами в дорогих черных или зеленых с золотом переплетах. Вся мебель была маленькой, но красивой: в углу – журнальный столик орехового дерева и стул; крошечный диванчик на случай, если впечатлительной барышне нужно отдышаться; и у крошечного камина – два стула с изящной спинкой и низеньким столом эпохи королевы Анны.

Но тут же, совершенно не вписываясь в общую обстановку, стояло несколько стульев с высокими, украшенными резьбой спинками и коричневого цвета дамасскими подушками на сиденьях. Все выглядело так, словно их принесли из столовой и расставили неровным полукругом посреди комнаты. Я подумала, что только юристы могли сделать такое. И действительно, передо мной сидели сразу три кандидата, но Джереми среди них не было.

Одетые в темные костюмы и рубашки с галстуками, они напоминали мне бизнесменов. Юристы сгруппировались вокруг столика со стеклянной столешницей, на котором лежали официального вида папки, и, стоило мне войти, пристально посмотрели на меня. Все они были седовласы, с неизменным выражением недоверия на лице и с холодными светло-голубыми глазами. Они были похожи на фарфоровых кукол, которые в фильмах ужасов оживают и начинают направо и налево убивать людей. Один из мужчин одарил меня мимолетной улыбкой стареющего аллигатора. Двое других просто вернулись к изучению бумаг, обозначив, что я не произвела на них впечатления. Но я видела, что они прекрасно поняли, кто я такая, и это лишь подчеркнуло мою значимость. Я почувствовала себя неловко.

В комнату вошли еще двое – маленького роста изящная пожилая женщина в пепельно-голубом плаще и подходящей по цвету шляпке; и средних лет мужчина в темно-синем блейзере и фланелевых брюках бежевого цвета. Это наверняка мамин двоюродный брат, Ролло-младший, и его мать, двоюродная бабушка Дороти. Я кивнула им, но они сделали вид, что не заметили меня. Зато юристы пришли в движение: они засуетились вокруг пожилой дамы, усаживая ее на один из стульев, затем зашептали что-то неразборчивое Ролло. Я решила, что не дождусь, пока мне предложат сесть, и прошла к окну, где села на стул. Я тоскливо смотрела на улицу. Ну где же мой юрист? Он бессовестно опаздывал.

Каждый раз, когда я бросала на присутствующих мимолетный взгляд сквозь опущенные ресницы, они отводили глаза, а значит, они меня тоже рассматривали. Я не могла отделаться от мысли, что со стороны мы выглядели просто как дьявольская семейка, написанная маслом на холсте. Взять хотя бы Ролло-младшего, чья дурная слава настолько шла впереди, окутывая его ореолом дьявольщины, что я всегда считала его высоким, худым, сутулым и мрачным типом. Я оказалась совершенно не готова увидеть перед собой полного, развратного на вид стареющего плейбоя с седеющими вьющимися волосами и мешками под глазами. Он вызывал скорее жалость и был похож на Элвиса с обложек его поздних пластинок. Его живот свисал над ремнем, и это было просто ужасно. Он был благочестиво внимателен к своей матушке. А теперь представьте на том же холсте двоюродную бабушку Дороти, которая походила на птичку. У нее были серебряного цвета волосы, взбитые в пышную копну, столь популярную у женщин ее возраста. Она выглядела утонченно, но не хрупко, ее птичья кисть лежала на серебряном набалдашнике трости. Теперь я понимала, почему бабушка Берил и двоюродная бабушка Пенелопа недолюбливали ее. Ну и наконец я, Пенни Николс, изо всех сил старавшаяся выглядеть взрослой, но на самом деле походившая на девушку, пришедшую устраиваться на первую работу.

Джереми и его помощники вскоре пришли. Мне показалось, что их не было целую вечность, но фактически они появились минута в минуту. Атмосфера в комнате осязаемо изменилась. Не было никаких сомнений в том, что главные здесь Джереми и его команда. Он представил мне Гарольда, старшего партнера, пожилого седовласого мужчину с уверенными серыми глазами. Затем он представил Северин, французского правоведа, симпатичную женщину в простом белом шелковом костюме, с огромными карими глазами и блестящими русыми, идеально уложенными волосами. Она, похоже, была одного с Джереми возраста, но держалась очень смело, что происходило, во-первых, от того факта, что она француженка, а во-вторых, из уверенности в своем профессионализме, который, бесспорно, производил впечатление на коллег противоположного пола. Когда выяснилось, что все необходимые бумаги на месте, то Руперту, парню, что встретил меня у входа, сказали, что он может возвращаться в офис. В целом я решила, что попала в хорошую компанию и смогу достойно представлять интересы мамы.

Джереми вежливо представил меня двоюродной бабушке Дороти и Ролло. Теперь, когда официально я существовала для окружающих, Ролло посмотрел на меня невинными глазами и сказал:

– Ах да, как же, как же.

Его мать признала наконец факт моего существования, одарив меня широкой улыбкой, какой обычно встречают новую горничную.

Джереми и его команда взяли под контроль столик со стеклянной столешницей и расселись на трех стульях позади него. Северин сидела спокойно и уверенно, готовая выдать необходимую информацию по первой просьбе. Остальные юристы нехотя заняли места на свободных стульях из тех, что стояли полукругом. Один стул остался свободным, и я поняла, что он для меня. Джереми заметил мое колебание и кивнул, чтобы подбодрить. Затем Гарольд стал зачитывать вслух завещание, начав с преамбулы, где говорилось о месте регистрации двоюродной бабушки Пенелопы, дате смерти и прочем.

Все люди в комнате, казалось, затаили дыхание в ожидании. Я добросовестно слушала все, стараясь достойно представлять маму, и пыталась разобраться в происходящем. И все же я ничего не могла с собой поделать, все было так похоже на мою работу. В завещании двоюродной бабушки Пенелопы меня подкупало то же, что и в истории, с которой связано мое ремесло. Исследуя жизнь одного человека, можно понять вечные истины, понять, в чем суть вещей, понять, где ложь, а где правда.

Гарольд читал монотонно и негромко, завораживая своим голосом, словно размеренными ударами барабана:

– «Я, Пенелопа Лейдли, находясь в здравом уме и твердой памяти…»

Я сосредоточилась, чтобы декодировать язык формальностей, когда он зачитывал, что двоюродная бабушка Пенелопа оставила эту квартиру, где мы сейчас сидим, моей матери, а какие-то крупные активы Ролло. Он и его мать остались этим довольны. Они не оспаривали английское завещание, и все было замечательно, и всех все устраивало, хотя Джереми ничего не досталось, что меня удивило… сперва.