Полукровка - С. И. Вендел

их вместе, рыча ей о том, как его член блестит от ее влаги каждый раз, когда он отстраняется, как ему нравится наблюдать, как выпуклые ягодицы подпрыгивают при каждом толчке, как хорошо она принимает его каждый раз. Какая она у него — красивая и совершенная.



Сорча чуть не замурлыкала от похвалы, зарывшись лицом в меха и, наконец, поддавшись удовольствию, которое он, казалось, был полон решимости ей доставить. Когда он взял в горсть ее локоны, она выгнула спину и шею, подставляя ему свой рот для поцелуев и посасывания, когда он склонился над ней.

Одна рука забралась под нее, чтобы потрогать клитор, и Сорча застонала, не в силах вынести большего.



Но она выдержала. Он позаботился об этом.

Он разбил ее вдребезги, использовал ее тело для их обоюдного удовольствия. Сорча тонула в нем, и не хотела выныривать, чтобы глотнуть воздуха. Она позволяла ему использовать ее, располагать ее, двигать ею так, как он хотел, потому что он всегда давал больше, чем брал. Всегда.

Что бы ни случилось там, в лесу, это потрясло его. Сорча могла понять, ведь ее собственные тревоги доминировали в течение дня. Она скучала по нему, его отсутствие отозвалось острой болью в ее сердце. Теперь она была довольна тем, что позволила своей паре унять все это мурлыканьем, поцелуями и толкающимся членом.

Ее полукровка был ненасытен и не давал ей уснуть до самой глубокой ночи. Каждый раз, когда она думала, что он закончил и готов заснуть с ней, этот решительное, почти дикое выражение возвращалось в его глаза, и он снова был на ней, языком, зубами и пальцами.

Когда, наконец, это было уже слишком, ее тело обмякло, Сорча прошептала ему:

— Обними меня, любимый.

В его мурлыканье все еще звучали более глубокие ноты, что-то темное, собственническое и почти безумное, но он устроил ее в своих объятьях, натянув меха и одеяла, разбросанные по кровати, чтобы укрыть их, когда устраивался рядом с ней.

Сорча счастливо вздохнула, когда его руки обвились вокруг нее, и она была окутана его теплом. Они были липкими от пота и усталости, но ей было все равно, она наслаждалась тяжелым ароматом их занятий любовью и прикосновением его кожи к своей.

Одна из его больших рук скользнула по ее бедру, чтобы закинуть ее ногу себе на бедро. Его член, все еще невероятно твердый, скользнул внутрь, и ее мышцы сжались в усталой, но приветливой хватке. Он не двигался дальше, просто лежал с ней, наполняя ее.

Он целовал ее плечо, шею, до самого уха, где прошептал:

— Спи, сердце мое.

Сорча хмыкнула, переплетая их пальцы и слегка сжимая мышцы своего живота. Он мурлыкал для нее, и она заснула под этот звук, довольная, сытая и так до боли влюбленная в него.



Орек обнимал свою пару всю ночь, не в силах и не желая спать. Он не мог тратить впустую то время, которое у него оставалось, и поэтому вместо этого запоминал все, что мог, при слабом свете огня в очаге.

Он уже знал все ее цвета, все ее вкусы и текстуры, но снова запечатлел их в памяти, изголодавшись по всему. Он хотел, чтобы она запечатлелась во всех смыслах, в самой его коже и костях. В течение всей ночи он бережно прикасался к ее коже пальцами, потирая и поглаживая, чтобы наполнить ее своим запахом.

Орек не был уверен, что у него хватит смелости сделать то, что нужно, когда придет время. С каждым часом он начинал сомневаться в своем плане.

Должен ли он разбудить ее? Рассказать ей, что произошло?

Он обещал рассказать ей все позже. Она, вероятно, подумала, что он имел в виду завтра, но на самом деле он имел в виду, когда вернется. Если вернется.

Он подавил рычание в горле. Я вернусь к ней.

Да, он это сделает. Он должен был это сделать. Ее отец не знает, что делать с орками. Орек никогда не простил бы себе, если бы пострадал кто-то из ее семьи.

Нет, это было его бременем. Он навлек на нее эту опасность, и он, как ее пара, должен был защитить ее.

Итак, когда миновал самый темный час ночи и луна начала опускаться за горизонт, Орек отстранился от своей пары.

Он оделся, не смывая ее аромата, желая сохранить его при себе как можно дольше. Он понадобится ему для предстоящих холодных ночей.

Всего за несколько минут тишины его рюкзак был готов. Он взял все, что принес с собой в дом Брэдей, — все, кроме меха, накрывающего его пару и маленького Дарраха.

Щенок наблюдал за ним, черные глаза блестели. Орек поднял его, зарывшись лицом в пушистое тельце. Даррах лизнул его в челюсть, его маленькие лапки разминали шею.

— Береги ее, Даррах, — он положил енота рядом со своей парой в кровати, прежде чем укутать их мехами.

Он позволил себе еще раз ощутить ее вкус, проведя носом по ее шее и поцеловав в лоб.

— Ты — мое сердце, — прошептал он ей.

Затем Орек отстранился и выскользнул из комнаты, не оглядываясь.

Дом все еще крепко спал. Коннор даже не пошевелился в гостиной, когда Орек прошел, закрыв за собой входную дверь.

Внешний мир был сонным и темным, что соответствовало настроению Орека. Он достал припасы, которые собрал вчера, и положил отрубленную голову Сайласа в мешок. Он туго завязал его, надеясь, что холод ранней зимы заглушит самую сильную вонь.

Затем ему ничего не оставалось, как двинуться на юг. Орек зашагал вперед, одна нога за другой. Вскоре он был уже далеко от земли Брэдей. Он был намного дальше от своей пары.

Сердце болело из-за этого. Его зверь рычал и огрызался с каждым шагом, удаляясь от нее.

Он ненавидел это делать и ненавидел себя за то, что ему это нужно.

И он знал, что, что это необходимо сделать, так же, как знал, что она возненавидит его за это.

Он обещал никогда не оставлять ее. Что быть парой — значит оставаться вместе всегда.

Но он уже нарушил главный принцип брачных уз. Он не смог защитить ее. И он должен был все исправить, прежде чем снова сможет претендовать на место рядом с ней.

Итак, он сделает это — он положит конец всем угрозам в адрес своей пары. Навсегда. А затем он вернется к