Демон на одну ночь - Валентина Ильинична Елисеева

– Что ещё больше разожгло вашу ненависть к Иным. Детские психологические травмы чаще всего прочего превращают людей в маньяков, – безэмоционально проинформировала Аманда, будто читала ведьмакам лекцию по криминалистике.

– Кто бы говорил про психологические травмы! Ты добровольно отказалась от возможностей, даваемых фамильяром: от постоянной связи, которую никто и ничто не может разорвать. Будь у тебя фамильяр, он бы давно поднял крик и дозвался бы до верховной лучше любого телефона. Всегда удивлялся, насколько глупо могут вести себя умные женщины из-за слезливой сентиментальности и прочих нелепых эмоций.

«Хорошо, что новости о появлении у меня фамильяра (в отличие от новостей о появлении жениха) не раструбили по всем каналам вещания», – порадовалась Аманда, поскольку знай негодяй об Эскеле, он мог бы и не рискнуть похитить её под носом у всех, а долго придумывал бы схему позаковыристей. Как удивительно меняются люди, когда снимают с лица маску притворства: склонившийся над ней мерзавец ничем не походил на вежливого благообразного профессора, утончённого искусствоведа и учёного. У оборотней даже в звериной форме главенствует первая, человеческая, ипостась. У гнилых людей наоборот: даже под маской человека злобно ухмыляется внутренний зверь.

– Ваш брат понимал, в каком деле он вам помогает, когда создавал контуры под заклинания и просил молодого демона залить магией изготовленные вами химические препараты?

– Зачем мне ставить в известность брата и рисковать, что он сорвёт мои планы предательством, если он и так всегда любезно соглашался помочь единственному родственнику? Правда, он не одобрял моей показательной любви к Иным и увлечения вашей магической наукой, но прощал мне такую слабость. Да и химия в моём деле куда нужнее магии, та и потребовалась-то всего пару раз.

– Правда, девушку-студентку вы отравили без всякой магии. Вы подсказали ей идею подарить мне яд листолаза?

– Да, и даже пообещал смастерить для неё дротик колумбийских индейцев, когда девчонка пришла предупредить меня, что в преподавательской лаборатории кто-то подлил в бутылку из-под уксуса неизвестный ей, но потенциально опасный растворитель. И когда я преподнёс ей идентичный оригиналу дротик в пакетике, она очень вдохновилась моим подарком и долго благодарила: бедняжка так мечтала работать у тебя!

– А на самом деле во взятой ею бутылке было зелье, снижающее способность к регенерации у Иных, нужное вам, чтобы похитить вампира, – внесла ясность Аманда.

– Ты не поверила, что он сгорел на солнце? – прищурился Джон Блэк и напрягся.

– Вначале допустила такую версию, поскольку ваше зелье действительно допускает возможность подобного усиления, что мне удалось доказать в своих опытах. Но когда нашлись следы кислот, растворяющих органику, неподалёку от его бунгало, мне пришло в голову, что его могли напоить тем зельем и облить кислотами. От массовой кровопотери, вызванной разложением кожных покровов, вампир должен был впасть в кому и стать лёгкой жертвой для любого негодя... для вас. Прикинуться верным товарищем феникса и вампира, чтобы потом одного убить, а второго отравить и похитить – вполне в духе благородного борца за права людей. Пользуясь дружеским доверием к вам и хорошим знанием всех будущих жертв, вы ловко организовали первое убийство. Зная о ссоре вампира с искусствоведом, вам достаточно было позвонить Глену и сказать нечто вроде: «Бойду нужно срочно обработать сад от вредителей, но он тебе вряд ли позвонит теперь, так ты уж сам направь к нему дезинсекторов». Словом, картина всех преступлений ясна, странно только, что я не уловила лжи в ваших словах о честности Маккони при отборе картин.

– Он отбирал их действительно честно: работы фениксов были лучшими, – скрипнул зубами убийца-искусствовед. – Но мифические твари не должны делать карьеру за счёт людей! Если бы не было фениксов, то признанными художникам становились бы люди!

– Оригинально: пусть картины будут хуже и бездарней, но зато свои, человеческие? Людям не нужен толчок в развитии науки и искусства, если он сделан не людьми?

– Да!

– А меня-то вы зачем похитили?

– Ты доделаешь мне зелье, от которого вампиры действительно будут сгорать в солнечных лучах, – довольно потёр руки убийца «нечисти».

– О, так консультации монстров всё-таки нужны гениям человеческой науки? – язвительно прокомментировала Аманда. – Вы, как говорится, или крестик снимите, или штаны наденьте, батюшка. Вампир вам для опытов нужен? Неужели вы его ещё не угробили?

– Чудовищ нелегко угробить, – прорычал Блэк, недовольный насмешкой.

– Да нет, судя по вколотым мне дозам, у вас это выйдет на раз. Вампир, лишённый полноценного питания, от простого голода скончается через неделю.

– Врёшь, – не поверил убийца, нервно оглянувшись на шкаф у стены.

– А список веществ, смертельно ядовитых для кровопийц даже в малых дозах, удручающе обширен, говорю как токсиколог.

– Ты мне не лги, а то мне вздумается пытать тебя чисто ради усиления правдивости, – прорычал мерзавец, угрожающе склонившись над привязанной к металлическому столу женщиной.

– Я догадалась, что вы намерены сделать моё существование настолько болезненным и невыносимым, чтобы я согласилась помогать вам творить губительные для Иных отравы. Вампир не продержится долго, если проводить над ним опыты не рассчитывая его сил, тем более – молодой вампир.

Резко развернувшись, убийца подлетел к шкафу, сдвинул его заднюю стенку и перешёл во вторую комнату подвала. Спустя несколько минут отсутствия он вернулся, вытирая руки от потёков крови:

– Подкормил образец, теперь не сдохнет, хоть встать и ментальной магией ударить по-прежнему не сможет. Давай, рассказывай, как ты модернизировала моё зелье так, что оно стало давать желаемый эффект.

– Простите, господин ректор, но у меня другие планы на вечер: меня ждут на приёме у мастера. А приёмы у мастера – не те приёмы, которые можно пропустить, сославшись на другие дела, например такие, как похищение безумными убийцами, – решительно отказалась от предложения Аманда.

– Что?! Ты что несёшь, тварь?! Ты ещё не поняла, что здесь моя сила и здесь я командую?! – дико взревел Блэк, ошеломлённо и яростно взирая на крепко связанную и безоружную, но невозмутимую пленницу.