Улица райских дев - Барбара Вуд

– А что мы будем праздновать, Хаким?

– Твое исцеление от рака, хвала Аллаху!

– А куда мы пойдем?

Он лукаво сощурил свои небольшие глаза:

– Это сюрприз.

Амира вспоминала о свое семье в Каире. Амира обещала Камилии, что они возвратятся к чествованию Дахибы, но путешествие затянулось. После посещения Мекки на пути в Медину у Амиры заболело сердце, и пришлось задержаться в пути. Доктор посоветовал после небольшого отдыха вернуться в Каир, но Амира не изменила своих планов, и сейчас они следовали старой караванной дорогой ее детства. Она должна была вспомнить то, что стремилась вспомнить всю жизнь – Бог не пошлет ей другого случая.

Амира глядела на бирюзовую воду залива Акаба, и душа ее ликовала. Посетив самое священное место всех мусульман, Мекку, она очистилась, приблизилась душой к Богу. Она и три ее юных спутницы целовали Каабу – большой черный камень, отполированный губами верующих, на котором пророк Ибрахим хотел принести в жертву своего сына Исмаила. Они посетили колодец Хагар и пили его священную воду, они бросали камушки в колонны, символизирующие сатану, – чтобы изгнать его из своих помыслов.

Потом они доехали на катере до Акаба и оттуда в большом запыленном «бьюике» пересекали старой караванной дорогой Синайский полуостров.

Это была дорога исхода евреев из Египта – в памяти Амиры запечатлелись слова матери о том, что они следуют путем Исхода. Но за давностью лет библейский путь Исхода не был, конечно, запечатлен на карте, и Амире предлагали и другие варианты. Она начинала волноваться, не надо ли было ей выбрать северную дорогу. Справа от дороги поднимались гранитные скалы и мелькали пальмы, слева голубел залив, на другой стороне которого в сиреневой дымке виднелась Аравия.

– Эта дорога, которой пророк Мусса вел свой народ? – спросила Амира у водителя, иорданца в клетчатой красно-белой шапочке.

– Это самая известная дорога, саида, – успокоительным тоном ответил тот, – вот монахи вам все расскажут. Божьей милостью, мы переночуем в монастыре святой Екатерины.

Морской берег теперь виднелся в отдалении. Путь проходил в горах, это была запущенная дорога, в ухабах, и водитель ехал медленно.

Каменистые поля вокруг дороги заросли ивняком, где сновали маленькие зеленые ящерицы и бегали куропатки, над полями вились жаворонки. Земля была жесткая, бесплодная, лишь изредка встречались купы пальмовых деревьев. Иногда вдали чернели пятна походных палаток кочевников-бедуинов. Взгляд Амиры впитывал окружающий пейзаж; усиливалось смутное чувство, что все это ей знакомо.

Наконец, они доехали до монастыря.

– Гебель Мусса – гора Моисея, – сказал водитель, показывая на одну из скалистых гор с откосами из серого, коричневого и красного гранита.

Сердце Амиры забилось сильнее. «Знакомо ли мне это? – думала она. – Мне кажется, вблизи этих гор бедуины напали на наш караван, и я была вырвана из рук матери… А если мать была убита, я найду здесь ее могилу…» В ее памяти возникали картины ее сна – сияло лазурное море, звенели караванные колокольчики… Воскреснут ли и другие картины прошлого?

Когда они увидели маленькое, похожее на крепость здание монастыря, от него отъезжали автобусы, набитые туристами, и тянулась вереница студентов с рюкзаками на спине.

– Бисмиллах, – сказал водитель. – Это плохой знак. Видно, мы опоздали и монахи закрыли на ночь ворота. – Он вышел из машины, взбежал по каменной лестнице и быстро вернулся. – Очень жаль, саида, но монахи не могут принять нас. Они приняли много туристов и просят вас приехать завтра.

Но Амира не могла ждать до завтра. А если снова случится сердечный приступ?

– Зейнаб, – сказала она, – помоги мне подняться по этой лестнице. – И ответила на удивленный взгляд водителя – Мы не туристы, мистер Мустафа. Мы – пилигримы на пути к заветной цели.

Зейнаб позвонила в колокольчик, и появился бородатый монах в темно-коричневой рясе.

– Святой отец, – спросила Зейнаб по-арабски, – мы проделали долгий путь. Не разрешите ли вы моей прабабушке провести ночь в вашей обители?

Он не понял, Зейнаб повторила вопрос по-английски. Тогда он кивнул и сказал, что он и сам признал паломников по их белой одежде. Монах повел Амиру через чисто выметенный внутренний дворик, и, ступая по каменным плитам, она почувствовала, что уже была здесь когда-то прежде.

Джесмайн обошла больных по вызовам и возвращалась в клинику для вечернего приема.

– Саид завтра уезжает из Аль-Тафлы? – сочувственно глядя на докторшу, спросила ум Джамал, которой Джесмайн измеряла кровяное давление.

Это был последний вызов, и Джесмайн осматривала пациентку во внутреннем дворике перед ее глиняной хижиной.

– Да. Доктор Коннор должен ехать.

– Докторша, это ошибка. Удержите его здесь.

– Или поезжайте с ним, – вмешалась миссис Раджат. – Вы такая молодая женщина! Еще натерпитесь от одиночества в старости – вот как я.

Джесмайн отвернулась от женщин, укладывая аппарат для измерения кровяного давления в медицинскую сумку. Две ночи назад они с Коннором занимались любовью, и это было прекрасно. Потом они разговаривали до рассвета, потом снова любили друг друга. Он казался ей таким близким, она знала, что он понимает ее и разделяет ее чувство. Ум Джамал права – разве Джесмайн в силах отпустить его? Но Коннор не останется.

– Я люблю вас, Джесмайн, – сказал он, – но если я останусь здесь, я погибну. Я отдавал этим людям свои силы, отдавал без конца, и мне уже нечего отдавать. Они как будто съели мою душу, и я должен спасаться, бежать отсюда. Я должен уехать, Джесмайн, а вы должны остаться.

Идя из дома ум Джамал в клинику, Джесмайн думала, что ей действительно суждено Богом остаться в одиночестве, навсегда разлучившись с Коннором, никогда его больше не увидеть. Вдруг она заметила, что идет не в клинику, а к дому, где жил Коннор, но не остановилась, а ускорила шаги. Коннор перед домом укладывал вещи в свою «тойоту». Он обернулся на ее крик, и она упала в его объятия.

– Я люблю тебя, Деклин. Я не в силах расстаться с тобой!

Он целовал ее, пропуская пальцы сквозь ее золотистые волосы. Она прильнула к нему:

– Я потеряла все, что любила, даже сына. Я не могу потерять тебя. Женись на мне.

Мухаммед был охвачен паникой. Все удалось с пугающей легкостью: он прошел черным ходом, никого не встретив на пути, и положил нарядную подарочную коробку, в которой лежала мина, на краю сцены, недалеко от дверей костюмерной, включил таймер и вернулся на улицу Райских Дев. Около дома он посмотрел на часы – оставалось тридцать минут! Дом почему-то был пуст. Навстречу ему сбежала с лестницы его кузина Асмахан в вечернем платье из блестящего шелка, окутанная облаком ароматов, и удивленно воскликнула:

– Как, ты опоздал! Все уже там! Ну, поедем со мной. – И он вспомнил, что сегодня состоится чествование тети Дахибы, на котором будет присутствовать вся семья.