Читающая по цветам - Элизабет Лупас

На третий день я спросила Нико:

– Что ты сказал отцу Гийому?

Мы были в саду и поверх огораживающей его древней стены смотрели на море. Миновало почти три года с того дня, когда мы стояли здесь в прошлый раз и он рассказал мне о своем детстве в бенедиктинском монастыре и о том, как умерла его мать. Все, что случилось с тех пор – неужели это случилось на самом деле? Неужели мы на самом деле снова здесь, в безопасности, после того как прошли через столько испытаний?

– Я предложил ему засвидетельствовать наше обручение de futuro^[123], то есть мы пообещаем друг другу, что поженимся, как только получим разрешение от папы. В глазах церкви это не сделает нас мужем и женой, так что его совесть останется чиста, однако мы будем считаться обрученными.

Я положила руку на стену, он положил на нее свою ладонь.

– Стало быть, мы обручимся, – сказала я. – Пожалуй, это уже что-то.

Он негромко рассмеялся.

– Это куда больше, чем что-то. Если мы произнесем обеты de futuro перед священником, а затем станем жить вместе как муж и жена, то таким образом мы выразим свое согласие жить в браке и, по сути, поженим себя сами. Хотя это и будет отступлением от некоторых правил, но по каноническому праву такой брак будет совершенно законным и нерасторжимым, разве что ты впоследствии решишь потребовать его аннулирования на том основании, что между нами существует степень родства, при которой нельзя жениться.

– Тебе отлично известно, что я этого не сделаю!

Он снова рассмеялся.

– Когда разрешение папы придет, отец Гийом призовет нас к себе, исповедает нас и сочетает браком уже по всем правилам. Вот после этого, ma mie, ты уже не сможешь от меня отделаться.

– А я и не захочу. Когда эти обеты… de futuro… можно будет произнести?

– Во время вечерни – если ты того желаешь.

Он поднял к губам мою руку и нежно поцеловал костяшки пальцев, потом повернул ее и поцеловал ладонь. Порезы от кинжала Блеза Лорентена зажили, но шрамы от них останутся у меня на всю жизнь. Интересно, что королева Екатерина де Медичи сделала, когда получила кинжал? Скорее всего, пожала плечами, улыбнулась и отдала его обратно главарям Летучего отряда, чтобы его мог использовать другой наемный убийца.

– Уродство, – сказала я, сжимая руки в кулаки.

– Нет, боевые шрамы, знаки доблести.

– Они всегда будут напоминать мне о Лорентене и об Александре.

– Александр – отец Майри. Ты никогда его не забудешь, да и не должна забывать.

Я снова приложила руку к стене сада, к камням Грэнмьюара, нагретым солнцем.

– Какой будет наша жизнь, Нико? Мы будем просто жить здесь и станем сельскими жителями?

– А это именно то, чего ты хочешь?

– Думаю, да. Мне бы хотелось оставаться здесь еще долго-долго. Хотя…

– Хотя что?

– Помнишь, как ты спросил меня, не захочу ли я как-нибудь съездить в монастырь на Монмартре? Не захочу ли вновь увидеть свою мать?

Он устремил взгляд на море, туда, где был юг. В сторону Франции.

– Помню. Тогда ты сказала, что могла бы поехать в Эдинбург, в Жуанвиль, в Клерак – но только не на Монмартр.

– Я передумала.

– Стало быть, ты не хочешь быть женою простого эбердинширского фермера?

Представив себе Никола де Клерака в роли «простого эбердинширского фермера», я невольно улыбнулась.

– Быть может, я захочу жить как Персефона, – сказала я. – Полгода здесь и погода в большом и шумном мире.

– Если не считать того, что если ты будешь Персефоной, то мне придется играть роль Аида^[124], то, по-моему, это отличный план, – ответствовал Нико. Он тоже улыбался. – Мы заживем здесь уединенной сельской жизнью с нашими посевами, овцами и твоими садами и время от времени будем куда-нибудь ездить. Ненадолго.

«Посещать, – когда-то сказала я. – Мои отец и мать жили при дворе и посещали Грэнмьюар по временам. Мне бы хотелось поступать как раз наоборот».

Он запомнил мои слова.

– Нико, – спросила я, – после того, как мы обручимся, ты пойдешь со мною в Русалочью башню?

– Конечно пойду, – отвечал он.

Нико отнес тетушку Мар в церковь Святого Ниниана и усадил ее в кресло, обложив для удобства полудюжиной подушек. Он хотел проделать то же самое с Дженет, но та гордо отказалась, заявив, что с нею «не надо так нянчиться». Рядом с ними на женской половине церкви встали Бесси Мор, Эннис Кэрни, Юна МакЭлпин и Либбет, а на мужской – Норман Мор Робине Лури, Дэйви и Джилл. Джилл держал на руках Сейли.

Мы оставили церковные двери открытыми. Под лучами послеполуденного солнца море блестело, точно полированное золото. Я сказала себе, что не стану думать о том, как венчалась здесь в прошлый раз, и о том, что из этого вышло. Единственное, что осталось неизменным, было ожерелье из бирюзы, когда-то принадлежавшее моей матери, у меня на шее. Если бы ни оно, я выглядела бы как обыкновенная деревенская женщина в полотняном платье и простом кисейном покрывале.

Отец Гийом поцеловал свою епитрахиль и надел ее на шею, затем открыл требник.

– В присутствии этих свидетелей, – возгласил он, – я готов выслушать изъявления вашего намерения пожениться.

Он кивнул Нико.

– Я, Никола де Клерак, – четко и торжественно произнес Нико, – обещаю взять тебя, Марина Лесли, в законные жены, как велит закон Святой Церкви, и хранить тебе верность.

Отец Гийом кивнул мне.

– Я, Марина Лесли, – сказала я, – обещаю взять тебя, Никола де Клерак, в законные мужья, как велит закон Святой Церкви, и хранить тебе верность.

Мы взяли друг друга за руки.

– Я обручаю вас, – сказал отец Гийом, – и свидетельствую ваш обет взять друг друга в законные супруги в тот день, когда Святая Церковь освободит вас от ограничений, налагаемых имеющимся между вами родством.

Дженет фыркнула. Она считала, что всякие там степени родства и разрешения Святого престола сочетаться браком, невзирая на таковые, есть не что иное, как сущие пустяки.