Упырёк - Эдвина Лю

со своей затяжной депрессией и мыслями о смерти страшно надоела ему. Что она ему жизнь вот так сломает. Что пусть дальше выкарабкивается сама. Может, не может — его больше это не касается.

Но Кэри распахнула Дайлену дверь, едва он постучал. Словно стояла с той стороны, прислушиваясь к шагам на лестнице. Увидев его, мокрого, злого, отступила на шаг. Дайлен поймал её за руку и прижал к груди. У неё сердце билось так, словно пыталось проникнуть в его грудную клетку, у неё ночная рубашка на спине вся промокла от пота. Опять эти глупые страшные сны? Почему она стояла под дверью? Почему не прогнала его и не отстранилась? Сколько раз Дайлен пытался обнять Кэри — по-дружески, ради поддержки, и она лишь сжималась и замирала, как приневоленная кошка, а потом старалась вынырнуть из объятий и уйти. Но сейчас стояла, замерев, и только всё крепче вжималась в него. Всем телом.

Горячая, какая же она была горячая сквозь тонкую ткань ночной рубашки! Смутно злясь непонятно на кого, Дайлен притиснул Кэри к стене, задирая длинный подол её рубашки, путаясь в бесконечных складках ткани, срывая свою одежду, с которой всё ещё текла вода.

***

— Убирайся, — не глядя на Тоби, буркнул учитель.

В воздухе мельтешила мошкара, безумно пахло жасмином, которого в Рандеворсе росло великое множество, особенно на кладбищах. Над ухом Тобиаса зудел комар — привет, лето!

Больничный погост благоухал втрое сильней обычного, в душном воздухе ощущалось приближение грозы. Почти точно посередине кладбища громоздилась гранитная тумба. Здесь, видимо, раньше стоял какой-то памятник. Теперь тумба походила на жертвенный алтарь.

Сарвен Дард, сутулясь, подошёл к ней и рукавом смахнул серую липкую пыль. Тоби положил рядышком чашу и меч.

— Убирайся, — повторил Дард.

Кинул наземь небольшой мешок — оттуда донёсся тоскливый звук, и Тобиаса пробрала дрожь. Ребёнок? Собака?

— Ну? Уходи прочь, блюдин сын! Чо не понял? — рявкнул учитель, и Тоби сделал вид, что уходит.

Уже смеркалось, собирались на небе пышнотелые тучи, мучительно пахло цветами. Белые лилии лежали возле могильного холмика, попавшегося Тоби под ноги. Казалось, что их аромат отдаёт запахом мертвечины. Тоби отошёл от лилий на почтительное расстояние и укрылся за широкоплечим памятником. Его изрядно мутило, и он кинул в рот леденец из ягод ирна — кисло-сладкий, освежающий.

Учитель распорол мешок мечом, невзирая на то, что, видно, порезал того, кто там находился. Этот кто-то заблеял, забрыкался, и Тоби понял: не угадал. В мешке бился ягнёнок.

Вспомнилась давнишняя стычка с мертвецами на маленьком безымянном кладбище, где-то с месяц после битвы крепости Моро. Они тогда бродили в окрестностях Азельмы. Дард не совладал с мертвыми при помощи меча, схватил за шею бродячего пса, прибившегося к ним в пути, и пронзил его костлявую грудь. Пёс страшно взвизгнул, а учитель, нелепо суетясь и всхлипывая, подставил под открывшуюся рану чашу и с отвращением выпил кровь. Тогда Тобиаса вырвало, он едва не потерял сознание, но отлично запомнил, что после этого мертвецов они почти не встречали. Так, одиночные случаи. А вот недавно снова полезли. Стало быть, Дард при помощи убитой собаки отсрочил свой договор со Смертью на год. Чтобы остаться тем, кем был: пьяницей-учителем, молчаливым одиночкой. И разумеется, это Хелли как-то на него повлияла, чтобы пошёл на кладбище и принёс очередную жертву. Но добивалась ли она очередной отсрочки или хотела от Сарвена Дарда иного?

Тоби съёжился за памятником и, вздрагивая, подглядывал за жертвоприношением. Ему не было противно — только больно и тоскливо. Он начал припоминать последние недели, проведённые здесь, в Рандеворсе — когда Дард сделался раздражительнее обычного, когда он часто ссорился с Хелли. И его рука снова стала сохнуть и почти не слушалась хозяина. По браслету, стоило рукаву учителя задраться выше локтя, пробегали серебристые искры, и Тоби думал — вот, эта безделушка каким-то образом удерживает Дарда в человеческом обличии, но уже не так хорошо, как прежде. А рукав он задирал чаще обычного. Его беспокоила эта рука, она то ли немела, то ли зудела, и учитель мрачнел и пил чаще и больше. И крепче.

…Дард положил связанного ягнёнка на камень и одним ударом меча пронзил его тельце. Подставил чашу и набрал крови — много, почти полную, нажимая на рёбра так, что они хрустели. Затем вырезал ягнёнку сердце, шмякнул его о ближайшее надгробие и решительно сорвал с левой руки браслет.

По кладбищу прокатилась некая волна — Тоби ощутил, как на его руках и затылке волосы встали дыбом. Душно, ужасно душно… и эта цветочно-трупная вонь! Но хуже всего, что учитель бросил браслет на алтарь, сел рядом, скрестив ноги, и принялся глотать кровь из чаши. С явным отвращением. Хотя нет. С каждым новым глотком пил более жадно, а под конец слизнул с края последние капли.

Меч прорезал воздух, вжикнув и смахнув с куста жасмина несколько белоснежных лепестков.

— Насколько меня ещё хватит? — спросил учитель у кого-то.

Тоби понял, с кем он разговаривает, и плотнее вжался в землю за памятником. Судя по звуку, под землёй шевелился покойник. Но могила была старая. Скорее всего, эти жалкие кости даже не в состоянии выкарабкаться оттуда.

— Я понял. Пусть так и будет. Я заплачУ… Пусть только они лежат до той поры. Смирно лежат.

Молчание, тишина — только ноет где-то справа, возле уха, комар. Или даже два комара… или три…

Звон постепенно нарастал, пока не стало ясно: комары тут ни при чём.

— Да, я знаю, я обещал заплатить, обещал ещё тогда! Но дай мне время, дай мне время! — тихо и сбивчиво заговорил Дард.

Тоби приподнял голову и увидел, как по браслету учителя, лежащему на земле, бегут белые непонятные надписи, а рука наливается белым светом. Кости просвечивали насквозь и казались чёрными. Это выглядело… красиво.

Мертвец под землёй перестал копошиться. Где-то вдалеке вдруг защёлкал, засвистал соловей — хотя по сезону соловьи уже давно отпели свои брачные песни. Тоби понял, что всё кончилось, и тихонько выбрался из-за памятника. Учитель сидел, обхватив голову руками, потом словно нехотя надел браслет обратно, и свечение прекратилось. Левая рука его снова стала почти обычной и вроде бы даже утратила коричневый оттенок. Только Дард всё равно двигал ею с трудом.

Тоби подошёл, взял с алтаря меч и обтёр полой собственной рубашки, а потом сунул в ножны, валявшиеся тут же, поблизости. Затем вытер кровь с чаши. Наверно, надо закопать где-нибудь мёртвого ягнёнка… Тоби огляделся в поисках белого тельца и не увидел его.