На краю Принцесс-парка - Маурин Ли

Клинт без сил опустился на стул. Казалось, он у нее на глазах уменьшается в размерах.

– И кто же я? – спросил он.

– Здесь абсолютно нечего стыдиться, – ответила Дэйзи, чувствуя себя мудрой, спокойной и рассудительной. – Я всегда буду гордиться тем, что являюсь твоим другом, – но ты мне не муж, Клинт! Я совершила ошибку, когда вышла за тебя. Наверное, ты думал, что я, такая серая и некрасивая, никогда не найду себе другого мужа, что я удовольствуюсь браком с мужчиной, который не хочет спать со мной, целовать меня по-настоящему, делать все то, что полагается делать настоящему мужу!

– О Боже!

Голова Клинта упала на грудь. Некоторое время они оба молчали, слышался лишь не прекращающийся даже ночью шум машин за окном. Затем Клинт с усилием поднялся, подошел к Дэйзи и, опустившись на колени перед ее стулом, положил голову ей на ноги:

– Дэйзи, ты самая лучшая девушка на свете! Я искренне хотел жениться на тебе, и я люблю тебя, понимаешь?

– Но это не та любовь, которой любят женщину. Бедный ты, бедный… – Дэйзи положила руку мужу на затылок и погладила его. – Я бы очень хотела, чтобы ты любил меня по-настоящему, ведь я люблю тебя больше всех на свете.

Дэйзи захотелось остаться с ним, но она сказала себе, что надо учиться самостоятельности и смотреть в будущее: в конечном итоге они оба лишь выиграют от расставания.

– Прости меня, Дэйзи, – приглушенным голосом произнес Клинт.

Дэйзи ощущала его теплое дыхание у себя на бедре.

– Я всю жизнь дрожал при мысли, что об этом кто-нибудь узнает. И кое-кто все же догадался. – Клинт поморщился. – Этот человек никому не проговорился. Я боюсь даже подумать, что сказали бы мои родители, если бы узнали, кто я такой. А как бы все надо мной смеялись в школе! Я пытался не признаваться, кто я такой, даже самому себе. И даже сейчас я не могу произнести это слово вслух.

– Тебе незачем это делать – мы оба и так все понимаем. Я считаю, что ты должен гордиться собой, а не стыдиться… – По щекам Дэйзи потекли слезы. – Клинт, я искренне надеюсь, что ты найдешь в Америке счастье. Что бы ни случилось, я всегда буду любить тебя.

Дэйзи плакала, сидя на бабушкином месте на диване и наблюдая за бессмысленной суетой людей в молчащем телевизоре. Пока она была на свадьбе, ее терзала ужасная зависть к Мойре и Сэму, несомненно, по уши влюбленных друг в друга.

– А почему бы тебе не вернуться в свою утробу? – спросил ее Клинт за несколько дней до отъезда.

С того вечера, когда Дэйзи вынудила его признать правду, она ни разу не прикасалась к картине, но Клинт явно имел в виду другое.

– Ты о возвращении домой? Нет, лучше не надо. Я знаю, что не смогу скрывать от всех правду. Кроме того, это означало бы возвращение назад, а лучше всегда двигаться вперед.

Дэйзи попросила Клинта до свадьбы Мойры никому не рассказывать о своем отъезде в Америку – в противном случае ей пришлось бы отвечать на слишком много вопросов.

– Ты же приедешь ко мне? – постоянно спрашивал ее Клинт. – Например, на Рождество. В Калифорнии замечательный климат.

– Попробую, – ответила Дэйзи, понимая, что вряд ли когда-нибудь увидит мужа вновь.

– Не забывай, я буду присылать тебе деньги. Ты сможешь жить в Лондоне одна.

– Спасибо, Клинт.

– Ох, Дэйзи, Дэйзи! – воскликнул он, обхватив ее лицо ладонями. За последние дни Клинт дотрагивался до нее чаще, чем за все предыдущие годы, – он словно позволил себе наконец стать самим собой.

– Не благодари меня, – продолжал молодой человек. – Если бы не я, ты по-прежнему была бы в своей утробе. Я понимаю, что испортил тебе жизнь. Прости меня!

Кто-то вставил в замок ключ, и Дэйзи вышла в прихожую. Вошла бабушка со спящим Брэнданом на руках. У мальчика был обманчиво ангельский вид.

– Он заснул в мгновение ока, – прошептала Руби. – Я уверена, он пробежал сегодня миль сто. Сама не знаю, почему на свадьбах дети всегда словно с ума сходят. Помню, твоя мама с Гретой буквально на ушах стояли, когда во время войны здесь проходила одна свадьба.

– Давай его мне, – тихо сказала Дэйзи, протянув руки.

– Осторожнее, он ужасно тяжелый.

– Его кровать разобрана?

– Не знаю, но он все равно ничего не заметит. Просто сними с этого чертенка одежду и накрой одеялом. – Руби внимательно посмотрела на внучку. – Я и не заметила, как ты ушла из ресторана. Ты плакала?

– По телевизору показывали грустный фильм.

Ах, если бы можно было рассказать обо всем бабушке, облегчить душу! Но Дэйзи чувствовала, что, если она заплачет вновь, никакая сила в мире не сможет ее остановить.

Приехав домой на Рождество, Дэйзи привезла с собой большую картину и поставила ее на каминную полку:

– Бабушка, это тебе.

– Спасибо, милая, – ответила Руби, но, присмотревшись, озадаченно спросила:

– Что это?

– Дом.

– Дом?

Рисунок представлял собой большой неровный круг, наполненный бесформенными пятнами.

– Еще раз спасибо, Дэйзи, очень красиво… Наверное, ты ненадолго? Тебе же нужно работать?

– Я уволилась из магазина. На следующей неделе я выхожу на работу в «Одеон» на Лестер-стрит – я опять устроилась билетершей, – так что у меня есть целых семь дней.

Все это означало, что управляющая обувного магазина окажется в затруднительном положении – сразу после Рождества должны были начаться зимние распродажи, – но эта женщина всегда держалась с Дэйзи очень грубо и не заслуживала хорошего отношения к себе.

– Меня удивляет, что ты не поехала на Рождество в Америку, к Клинту.

– Мне это не по карману. Кроме того, он живет в квартире не один, и у них там просто негде остановиться.

Как Дэйзи ни старалась, обойтись без лжи было невозможно.

– Нехорошо выходит, дорогая. Не успев пожениться, вы опять живете врозь.

Дэйзи решила, что сразу после праздников она скажет матери и бабушке правду.

Когда девушка уже отправилась спать, приехал Мэттью и привез всем рождественские подарки.

– Кажется, я понял, что она хотела сказать, – заметил он, увидев картину.

– Тогда объясни и мне, – попросила его Руби. – Для меня это темный лес.

Мэттью покачал головой:

– Не буду. Рано или поздно ты поймешь все сама. – Он перевел взгляде картины на Руби и обратно. – Как же вам всем повезло! Я тоже хотел бы быть изображенным на картине Дэйзи, но мне повезло намного меньше, чем вам, – и сейчас уже слишком поздно что-то менять.

– Не понимаю… – только и смогла ответить Руби.

Когда приехали Мойра с Сэмом, была уже почти полночь. Учительская карьера Мойры закончилась, так и не начавшись: она была уже на третьем месяце и ужасно волновалась по этому поводу. Ребенок должен был родиться в июне.