Игровая площадка для грешников - Кэролайн Пекхам

— Ты хочешь его? Ты поэтому вернулась? — Резко спросил я, и она убрала свою руку, свое тепло, все. Вся она исчезла, и в моей груди осталось ощущение пустоты. Пожалуйста, не уходи снова.

— Рика? — спросила она, и я натянуто кивнул, не отрывая взгляда от дыры в стене.

— Я вернулась, потому что мой бывший бросил меня здесь, в могиле, — с горечью сказала она, и если она пыталась успокоить меня, то у нее это чертовски хорошо получалось.

Моя спина напряглась, и я закрыл глаза, пытаясь укротить зверя-собственника внутри меня, который хотел сжечь дотла весь мир, чтобы остались только она и я. В эту секунду это казалось единственным логичным способом обезопасить ее.

— Ответь на другой вопрос, — прорычал я, и каждый мускул в моем теле напрягся, пока я ждал, когда опустится топор.

— Я вернулась не ради него. Я вернулась не ради кого-либо из вас. Я не знаю, зачем я на самом деле здесь и как долго пробуду, но…

— Но?

— Но сейчас я здесь. По крайней мере, на какое-то время.

Я открыл глаза, сделал глубокий вдох и кивнул. Пока что она была здесь. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы убедиться, что она останется здесь. Я полуобернулся, схватил ее за руку и потащил в спальню, подталкивая к кровати, прежде чем стянуть с себя рубашку.

— Какого хрена ты делаешь, Барсук? — заупрямилась она, но ее взгляд опустился на мой пресс, на татуировки, украшающие мою плоть, а затем вернулся к моему лицу, на котором она увидела твердую, непроницаемую, и не подлежащую обсуждению стену, которая говорила, что она ничего не добьется, отказываясь. — Я остаюсь. Конец дискуссии.

— Ты чертовски любишь командовать, — огрызнулась она. — Может быть, я не хочу, чтобы ты оставался, ты когда-нибудь думал об этом?

— Нет, и мне насрать. — Я схватил ее за плечи, разворачивая к себе спиной и расстегивая молнию на ее платье. Она доходила до самой ее задницы, и она вздрогнула, когда мои пальцы коснулись ангельских крыльев, вытатуированных над ее лопатками и спускающихся по всей длине спины. Я наклонился, целуя каждое из них, и у нее вырвался легкий вздох, когда я провел пальцем по ее позвоночнику. — Я бы разрушил тебя, детка. Я бы доказал, что нет другого мужчины на земле, который может заставить тебя почувствовать то, что могу дать я. Ты заслуживаешь, чтобы тебе боготворили. Я бы каждый день приходил в твою церковь и опускался перед тобой на колени. Каждый. Ебучий. День.

— Как насчет того, чтобы для начала отвернуться, пока я переодеваюсь, потому что моя церковь закрыта, — сказала она с придыханием, и я наблюдал, как она подошла к своему шкафу и выбрала пижаму, состоящую из бледно-голубых шорт и майки.

Она позволила своему платью упасть до лодыжек, и у меня сжалось горло при виде ее задницы, обрамленной черными французскими кружевными трусиками, которые она носила. На ней не было лифчика, и это было самое соблазнительное зрелище, которое я когда-либо видел в своей жизни. Я сбросил джинсы, стащил их вместе с носками и плюхнулся на ее кровать.

— Ты не звучишь как человек, который не смотрит, — раздраженно сказала она, но затем опустила трусики, и мне пришлось прикусить свой чертов кулак, чтобы подавить стон.

— А как звучит человек, который не смотрит? — Спросил я, и мой голос прозвучал грубо и был полон желания. Клянусь, я мог видеть, как мурашки бегут по ее телу отсюда, так почему бы ей просто не признать, что она хочет меня так же, как я хочу ее? Конечно, я был мудаком, но, по крайней мере, я не пытался это скрыть. Я был искренним до чертиков. Разве не этого девушки всегда требовали от парней?

— Я не знаю, менее тихим. — Она натянула пижаму и повернулась ко мне, ее взгляд упал на огромную выпуклость в моих боксерах, и ее губы приоткрылись. — Ты смотрел, — обвинила она.

— Да, я смотрел, — проворчал я. — А теперь ложись в постель.

Я откинул одеяло, и она покачала головой.

— Это безумие. Я просто хотела вернуться домой, свернуться калачиком в своей постели и расслабиться после проведенной ночи. Но как я могу это сделать, когда ты здесь, в моем собственном гребаном доме, выдвигаешь мне требования? — Она надула губки, и я вскочил с кровати, поднял ее на руки и бросил на матрас.

— Эй! — взвизгнула она.

— Ты можешь делать все это со мной, — настаивал я, опускаясь рядом с ней и натягивая на нас одеяло, прежде чем выключить свет. Мои глаза быстро привыкли к темноте, щель в занавесках позволяла лунному свету проникать внутрь, и я вздохнул, когда мое сердце, наконец, начало замедляться.

— Не возвращайся к «Границе», — твердо сказал я.

— Я могу сама о себе позаботиться, — настаивала она.

— Я знаю, — признался я. — Но, если ты хочешь бросить мне вызов, сделай это своим умным ртом и дерзким поведением. Не ходи туда. Пожалуйста, Роуг.

Она вздохнула. — Почему твои собственнические манеры иногда кажутся милыми?

Я ухмыльнулся. — Я какой угодно, только не милый, малышка.

— Я не согласна.

— Ты рылся в моих вещах, пока прятался в моем доме? — Подозрительно спросила Роуг, и я был рад, что она решила не сопротивляться дальше.

— Да, — признал я, потому что рано или поздно она нашла бы уничтоженный вибратор и презервативы.

— Ты такой гребаный мудак, — сказала она сквозь зевок, и я придвинулся ближе к ней, нашел ее руку и провел большим пальцем по ее разбитым костяшкам. Я ненавидел то, что она сегодня дралась, но в том, что она победила, было и что-то горячее.

— Я знаю, — сказал я. — Но ты скучала по мне, верно? Десять лет — долгий срок, ты, должно быть, думала обо мне. Я думал о тебе каждый гребаный день. Ты знаешь, что это ненормально, когда у девушки твоего возраста нет социальных сетей? Я искал каждую девушку с именем, которое хотя бы отдаленно напоминает твое. Я даже просмотрел профиль человека по имени Рауль Эстебан.

Она рассмеялась, и этот звук озарил меня изнутри. — Ну, как говорит Чейз, наверное, я призрак.

— Не хочешь рассказать мне что-нибудь о том, где ты была? — Настаивал я. — Все, что угодно, Роуг. Просто дай мне что-нибудь.

— Ты ничего этого не заслуживаешь, — горько сказала она, и я придвинулся ближе, ощущая тепло ее тела.

— Я знаю, колибри, — тихо сказал я. — Но я все равно спрашиваю.

Между нами воцарилось тишина, но