Богатый. Свободный. (не) Мой - Натали Лав

– Здравствуйте! – произнесла настороженно.

– Добрый вечер, Олеся Денисовна. Мне позвонили из центра и сказали, что Вы не сможете со мной дальше заниматься. Я хочу знать, в чем причина?

Ее голос звучал сухо и по-деловому. Я задумалась, что же ей ответить.

– А Вам разве не объяснили? – задала вопрос, который должен был помочь мне определиться.

– Сказали, что Вы уволились по собственному желанию. И больше не планируете заниматься этой работой.

– Вот как, – протянула я, пытаясь решить, очень ли нелепо буду выглядеть, если расскажу правду.

То есть не всю, конечно. Интуитивно чувствовала, что про развлечения Холодова откровенничать не стоит.

– Немного не так. Меня попросили уволиться с такой формулировкой. Человек, которому трудно отказать. Но я уже ищу работу по тому же профилю.

Телефон издал лишь малопонятное:

– Хмм.

Дальше последовала тишина.

И потом как ударан в барабан:

– И кто же этот человек?

Со стороны будет казаться, что жалуюсь. Но недоговаривать тоже не в моих интересах.

– Холодов.

– И что же вы не поделили?

Мне бы тоже хотелось знать, что. Я этого так и не поняла.

– Не хотелось бы об этом.

– Олеся Денисовна, я настаиваю на продолжении тренировок. Я разберусь с этим вопросом, – бодро завершает Касьянова разговор и отключается.

А я не представляю, с чем и как она собралась разбираться. Но может мне удастся стать ее личным тренером?

Матвей, увидев наше новое жилье, заметно веселеет. Что и мне прибавляет радости.

На следующий день анализирую рынок вакансий, рассылаю резюме. Подспудно жду звонка от Касьяновой. Но она не звонит. За пару-тройку дней получаю несколько приглашений на собеседование. Выйдя с одного из них, где обешали подумать и, кажется, заинтересовались, вижу в списке пропущенных, что звонила Неверова.

Поколебавшись, решаю не перезванивать, но в этот момент на экране снова ее фамилия.

– Да! – все же отвечаю.

– Здравствуйте, Олеся Денисовна, – и без всякой заминки от того, как мы расстались, говорит, – Ваше увольнение было ошибочным. Когда Вы сможете приступить к работе?

А во мне взыгрывает возмущение. Это что же такое получается? Когда самодур Холодов захотел, меня выгнали? А теперь, когда вмешалась Касьянова, меня решили позвать назад?

Поэтому приторно сладким голосом мурлыкаю:

– Да? Какая жалость, что у меня нет такой возможности! Я уже устроилась в другое место. И зарплата там больше, – Неверова нашла бы, конечно, что мне ответить, однако желания слушать ее у меня нет.

Разговор заканчиваю коротким:

– Прощайте.

За следующие два дня посещаю еще три места, куда меня позвали на собеседование. Одно мне понравилось – очень приличная зарплата. Меня уверили, что позвонят завтра с окончательным решением.

С утра встаю с мечтами о домашних пельменях. Чтобы и тесто своё, моими руками вымешанное. И начинка – из отборного мяса. И лучок мелко порезанный. Мне никуда не надо идти. Я уверена, что мне позвонят из того места, что мне приглянулось.

Поэтому – да . Хочу пельмени. За фигуру не переживаю – у меня хороший обмен веществ.

Вожусь на кухне. Процесс это долгий. Мне осталось доделать немного – первая партия вовсю булькает в симпатичной кастрюльке, вызывая у меня повышенное слюноотделение.

Помешивая пельмени, отвечаю на звонок с вакансии, который я ждала весь день.

– Олеся Денисовна, к сожалению, должна Вам сообщить, что нас не устроила Ваша кандидатура, – воркует милая девушка, – Хочу пожелать Вам удачи в поисках. Хорошего дня.

Я некотрое время еще держу телефон у уха, пытаясь справиться с разочарованием. Это ведь не конец. Я позвоню в другое место, где меня готовы были взять, но уже я обещала подумать. Правда, зарплата там скромнее. Но это лучше, чем никакой.

Выловив пельмени из воды на красивую тарелку, собираюсь звонить по поводу работы, как слышу, что в дверь стучат. Прислушиваюсь. Мерещится? Или не мерещится? Звонка на двери нет. Позвонить можно лишь по домофону. Но по нему не звонили точно.

Иду в прихожую. Стук повторяется. Кто это может быть?

Теряясь в догадках, отпираю, мучаясь сомнениями. Глазка на двери ведь тоже нет.

Открыв дверь, могу лишь моргать. Хорошо, что рот не открыла, а то картина была бы совсем дурацкая.

– Я зайду, – говорит Холодов.

Наверное, это должен был быть вопрос, только вопросительных интонаций в его словах ни грамма.

А еще он оттирает меня с прохода и оказывается в прихожке, закрывая за собой дверь.

Моргаю еще раз. Сколько же можно? Так ресницы отвалятся. Но видение не рассеивается. Напротив, откровенно пялится в вырез моего шелкового халатика, небрежно запахнутого на груди.