Лукан. Конец - Адриана Бринн

Если это правда, если я ношу его ребенка… он никогда не должен узнать.

Нет, если я хочу защитить ребенка.

Если я хочу, чтобы он или она были в безопасности.

Оградить себя от него.

— Члены совета хотят знать твое решение, mia figlia, завтра к этому времени. Будешь ли ты передавать свои результаты или воспользуешься пятью годами, которые они тебе предоставили? Ты должна знать, что последнее слово во всех решениях будет за ними, пока ты не вступишь в должность генерального директора. — Кассиус говорит мне со своего места у главной двери пентхауса. — Ты по-прежнему будешь руководить творческими процессами и останешься лицом компании, но последнее слово останется за ними.

Мне придется согласиться на все, что они захотят. Если я беременна, они воспользуются этим только как предлогом, чтобы запятнать мое имя и наконец избавиться от меня. Если я поступлю в колледж и не буду привлекать внимание общественности, то смогу немного смягчить удар. Я смогу показать им, что вкладываюсь в дело и готовлюсь стать генеральным директором. Я должна быть реалисткой: быть молодой мамой и генеральным директором будет нелегко.

Я не могу быть эгоисткой.

Я смотрю на отца и надеюсь, что он не бросит меня сейчас. Не тогда, когда он нужен мне больше всего. Он стоит передо мной сильный и гордый, готовый сразить всех моих драконов.

Даже мой отец не сможет мне помочь.

— Папа, я должна тебе кое-что сказать. — Дрожь в моем голосе заставляет его выпрямиться, и в его глазах отражается беспокойство.

— Что случилось, солнышко? — У него обеспокоенный голос, и он подходит ближе, чтобы взять меня за руку.

Его прикосновение придает мне силы. Я знаю, что все будет хорошо.

— Я беременна.

Через тридцать шесть недель на свет появился Роман Кассиус Тернер-Николаси. В теплый весенний день, когда не было видно ни единого темного облачка. Мой сын изменил все к лучшему.

Год спустя я поступила в университет Нью-Йорка вместе с Фэллон, и мне было совсем не до нормальной жизни. За мной повсюду следили, как и следовало ожидать, но это было в десять раз хуже, чем раньше. Каждый хотел урвать от меня кусочек, некоторые хотели подружиться со мной, чтобы я могла им помочь, а другие просто завидовали и порой представляли для меня угрозу. Угрозу для безопасности моего ребенка, поэтому мне пришлось принять непростое решение.

Я солгала.

О моем сыне.

Решение, которое я посчитала лучшим в тот момент.

Папа присматривал за Романом, пока я получала диплом дизайнера, но я все равно была матерью на полную ставку.

Только не для всеобщего обозрения.

Я сделала все, чтобы у него был шанс.

Я сделала то, что не смогла сделать моя мама, потому что у нее не было помощи. Мир так и не узнал, что Роман мой. Папу всегда фотографировали с моим ребенком, поэтому мир решил, что Роман — сын моего отца. Я позволяла им так думать, потому что так было безопаснее. У нас было пять долгих лет чистого блаженства, пока не появился злодей из моей истории, чтобы потребовать то, что, по его мнению, принадлежит ему по праву.

Меня.

МИЛОСЕРДИЕ

ЛУКАН

«Пощадите!» — Крыса

— Клянусь, я говорю правду, босс. — Солдат, превратившийся в крысу, шипит от боли, когда окурок моей сигареты касается его груди, как раз там, где находится его татуировка Святой Троицы. — Черт, я клянусь своей жизнью.

Я заглядываю в пиджак и ищу свою пачку сигарет Marlboro. Она оказывается пустой, черт, я использовал их все на эту суку. Я смотрю направо и бросаю пустую пачку Винченцо.

— Принеси мне еще.

Он кивает мне, прежде чем сделать то, что ему велено. Я игнорирую кусок дерьма, шипящий от боли, и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Лоренцо. Он молчал весь вечер, что необычно для его очень громкого и чертовски несносного характера.

— Подай мне свой нож. — Я протягиваю руку и жду, пока он тоже сделает то, что ему велено.

Это беспокоит его, потому что подчинение мне, должно быть, убивает его.

Тогда за этот титул надо было бороться сильнее и умнее.

Корона — моя, и теперь она тяжело сидит на моей голове.

Такая чертовски тяжелая.

— Подойди и забери, босс. — Он говорит «босс» насмешливым тоном. Лоренцо бросает мне вызов, и не в первый раз. Этот сучонок любит нажимать на мои кнопки, но у него никогда не получается, и это бесит его больше всего. Мы долго смотрим друг на друга, ни один из нас не хочет отступать и сдаваться. Я — капо, а Лоренцо — мой подчиненный. Я Босс всего этого гребаного города, а он не может смириться с тем, что проиграл.

Его брат.

Его корона.

Лоренцо, понимает, что это проигранная битва, потому что я, черт возьми, выиграл войну, наконец сдается и протягивает мне свой нож. Я беру его из его рук, и липкая субстанция облепляет мою ладонь.

— Лучше бы это дерьмо не было твоей спермой, больной урод. — Черт, нож все еще в крови.

Кровь не липкая.

Безумец просто смеется, проходя мимо меня, пока не доходит до Маурисио, одной из многих крыс, оставшихся в Святой Троице. Лоренцо наклоняется, чтобы оказаться лицом к лицу с крысой, и целует Маурисио в лоб, а затем снова встает во весь рост и бьет его по щеке.

— Увидимся на другой стороне, Мори. И не волнуйся, я составлю компанию твоей прекрасной жене, это меньшее, что я могу сделать, не так ли?

Психопат уходит, оставляя меня разбираться с жалким подобием солдата, стоящего передо мной. От него воняет кровью и мочой. Ненавижу эту часть, черт, где Валентино, когда он так нужен? Ему нравится убирать это мерзкое дерьмо.

— Пожалуйста, босс, я все вам расскажу. — Они всегда говорят. Когда они оказываются на грани встречи со своим создателем, они продадут собственную мать, лишь бы спасти свою шею.

— Начни с самого начала и даже не думай лгать мне. Поверь мне, ты только сделаешь хуже себе, а я не против причинить боль твоим милым дочкам. — Черт, я никогда не причиню вреда ребенку, но пусть эта сука так думает.

— В-ваш отец. — Он заикается, опасаясь за свою жизнь.

— Что мой отец?

— Он приказал напасть на вашу сестру, когда вы занимались делами в Италии.

Я уже знал это. Мой отец — это