Моя Гелла - Ксюша Левина

грязном, как концертный зал. Зеркала мутные, почерневшие, под потолком гирлянды лампочек и паутины. Паркет разрисован пылью и узором, повторяющим форму оконных рам из-за попадающего с улицы тусклого закатного света.

Лицо девушки исполнено таинственной радости. Она действительно на взводе от того, что нашла. Она рада. И не чувствует своей вины, а вина – единственное, что подпитывало когда-либо мое желание искренне на кого бы то ни было злиться.

– В чем дело? – улыбается она, отпуская мою руку, делает два шага назад и начинает кружить по классу, подняв над головой руки. – Умеешь танцевать вальс?

– Ни за что я не стану даже говорить с тобой на эту тему.

– Брось! – Она смеется так, что я уже уверен, что – черт бы ее побрал – в итоге эта девчонка победит.

Да чтоб тебя, почему ты ведешь себя так, будто одно твое желание превыше желаний всего мира?

– Смотри, что еще я нашла!

Она достает старинный крошечный магнитофон, какие я видел только в детстве, в гараже.

– Он работает на батарейках, и это прекрасно, потому что я вообще не уверена, что тут есть электричество. И я достала батарейки! И! Магнитофон заработал! Круто?

– Нет, это все не…

Девчонка жмет на кнопку.

– Там кассета, представляешь? И самый настоящий вальс, как в детстве на ритмике, давай же, ты должен уметь! Пожа-алуйста, я в жизни не танцевала с таким красавчиком, как ты, и я совсем не льщу. Давай уже, как умеешь, какая разница? Мне нужен идеальный прекрасный принц!

Она болтает и болтает, но уже сжимает мои пальцы. Снова. Тянет за собой, снова. Заставляет положить руку себе на талию, привстает на цыпочки, словно от этого станет на самом деле выше, и мне буквально приходится вцепиться взглядом в ее глаза. Снова. Карие и очень теплые. Не из-за оттенка, черт бы побрал эти оттенки, нет, из-за солнца, прячущегося внутри этой непрошибаемой вредной черепушки.

– Давай же. Один кружок, – шепчет девчонка на грани слышимости и отводит правую ногу назад, намекая, что я должен ступить вперед левой.

Я этого не делаю, стою, вцепившись в ее талию и руку.

– Пожалуйста, сейчас вальс закончится.

Может, я этого и жду.

Она смотрит так умоляюще, будто, если сейчас я не сделаю к ней шаг, ее сердце разобьется. Я жду три вдоха и три ноты, прежде чем даю то, чего она хочет. Делаю шаг к ней, она от меня, и это проще, чем я думал. Конечно, я помню, как танцевать вальс. Это что-то оставшееся со школьных лет и с тех пор ни разу не пригодившееся.

Один шаг сразу же превращается в круг, второй, третий. Лицо девчонки озаряется таким светом, что я, ослепленный, закрываю глаза, не выдержав. Мне не сложно вести, и это то, на что моя партнерша даже не рассчитывала. Она растерянно переступает с ноги на ногу, хохочет, не веря своему счастью, и мы, должно быть, странно смотримся: я с закрытыми глазами и она хохочущая, доверившаяся моим рукам.

– Эй, подруга? – зову я, еще не придумав, что ей сказать.

– Кто?

– Ты.

Она тормозит, я врезаюсь в нее, и мы валимся на пол, как два самых неловких человека на свете. В последнюю секунду успеваю подставить руку под ее затылок, а сам не уберегаю локти и тыльную сторону ладони. Кость до самого плеча простреливает болью.

– Ай, ой, прости. Прости! – Она перекатывается и теперь нависает надо мной, пушистые волосы закрывают меня от солнечного света с одной стороны, а медовый запах заменяет кислород.

Замечательно. То, что мне сейчас нужно.

– Как ты меня назвал? – шепчет она в полнейшем восхищении. Сегодня слишком много эмоций для одной милой девушки.

– Подругой.

Не открываю глаза, потому что это уж точно не то, что стоит прямо сейчас делать. Наверняка ее лицо мне покажется слишком красивым, хоть умом и понимаю, что оно абсолютно обычное и даже не особенно привлекательное.

– Меня зовут Гелла, – тихо говорит она, делая себя чуть более реальной.

Открываю глаза и сталкиваюсь с ней взглядом. Мы так близко, что, будь я безумным поэтом, стал бы пересчитывать реснички и веснушки на несуразном лице девушки по имени Гелла.

– Разве есть такое имя?

– Да. Так звали служанку Воланда из «Мастера и Маргариты», а еще это имя означает «солнечная».

– А ты слуга сатаны или солнечная?

Гелла что-то ищет взглядом на моем лице, кажется пытаясь найти что-то, чего я не сказал вслух. Не дождется.

– Ты танцуешь, – вместо ответа говорит она. – Мне понравилось. Ты потанцуешь со мной снова?

– Нет, ты ужасно это делаешь.

Она не обижается. Да что ж надо сказать, чтобы на ее лице дрогнул хоть один мускул?

Мы смотрим друг другу в глаза так долго, что я уже даже не пытаюсь сбежать в реальный мир. Вместо этого он умещается в светло-ореховой радужке, и я уже ловлю первые признаки стокгольмского синдрома, потому что начинаю наслаждаться ситуацией.

– Тебе необязательно меня игнорировать в реальной жизни.

«О, замечательно. Кажется, это самое честное, что ты сказал за последние одиннадцать месяцев».

«Заткнись, Эльза! А ты, Гелла, смотри. Я доверяю тебе».

– А эта какая? Не реальная?

– Мне кажется, что ты галлюцинация.

– Но ты же можешь меня касаться, – говорит Гелла, к своему несчастью не подозревая, что совершает ошибку за ошибкой.

Ее тело сотрясается от приступа смеха и становится чуть ближе ко мне.

– Могу? – Мне не смешно.

Смотрю на ее слишком полные мягкие губы, ямочки на щеках и покрытые веснушками щеки, теряясь между двумя фактами, которые противоречат друг другу: Гелла несуразная, но в данную секунду невероятно красива. Только в данную. При этом освещении, атмосфере, звуках тишины и растерянной улыбке.

Я поднимаю руку, завороженный ее до нелепого невинным видом, и убираю с лица один из тысячи локонов небрежной прически. Сегодня вместо простого гнезда на голове Геллы гнездо замысловатое. Волосы стянуты резинкой в пучок, из которого выпадают пружинки-пряди.

Подушечки пальцев касаются ее бархатно-мягкой щеки, скользят по гладкой коже вниз, к линии подбородка, по шее и в волосы. Они мягкие и очень спутанные, от них пахнет медом и немного чем-то горьковатым и в то же время молочным, похожим на запах восковых свечей.

Гелла замирает и дышит чуть медленнее, пока я изучаю черты ее лица, подмечая детали, которых не видел раньше. Густые широкие брови, форма симпатичная. На подбородке родинка, она чуть темнее веснушек. Две такие же на носу прямо у правого глаза. Крошечный шрам на лбу, над правой бровью. На нижней губе по