Пышка замуж не желает - Тая Вальд

Но по мере того, как он нёс меня, твёрдо и уверенно ступая по дорожкам, моё первоначальное смущение стало понемногу отступать, уступая место странному, непривычному чувству… заботы? Безопасности? Его руки были сильными, я не чувствовала ни малейшего намёка на то, что он меня уронит. От него пахло чистым, холодным зимним ветром, свежевыпавшим снегом, можжевельником. Я невольно прижалась к его груди, и моё сердце, недавно колотившееся от страха, начало стучать совсем по-другому — громко, глупо и предательски-наивно.

Вскоре мы миновали знакомые коридоры, и свернули в другом направлении, остановившись у высокой дубовой двери с инкрустацией в виде снежинок. Он толкнул её плечом, и мы вошли внутрь.

Если мои апартаменты были воплощением нежной, женственной роскоши, то его были царством порядка, интеллекта и сдержанной силы. Комната была просторной, но уютной. Высокие полки до потолка, забитые книгами в кожаных переплётах. Большой дубовый стол, заваленный аккуратно разложенными бумагами, картами и свитками. В камине, в отличие от парадных залов, не пылал огонь, а тлели угли, наполняя комнату лёгким теплом. Пахло старыми фолиантами, кожей, древесиной и тем же холодным, свежим ароматом, что исходил от него самого. Ничего лишнего, ничего показного.

Он отнёс меня к широкому кожаному дивану, стоявшему у камина, и бережно усадил.

— Давайте посмотрим на вашу ногу, — его голос снова приобрёл деловой, отстранённый оттенок.

Я молча кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Он встал на колени перед диваном, его белые волосы серебрились в полумраке комнаты. Он бережно приподнял подол платья, обнажив щиколотку. Я зажмурилась от стыда — нога была пухлой, далеко не идеальной, а теперь ещё и распухшей.

— Ничего страшного, — пробормотал он, легонько прикасаясь пальцами к коже. — Просто растяжение. Но синяк будет знатный.

Его прикосновения были профессиональными и безличными, но от них по моей коже всё равно бежали мурашки. Он встал, подошёл к небольшому фонтанчику в углу комнаты и вернулся с мокрым, холодным полотенцем. Осторожно приложил его к моей лодыжке. Холод приятно обжигал кожу, притупляя боль.

Я сидела, смотря на его склонённую голову, на длинные белые ресницы, и не знала, куда девать глаза. Напряжение между нами витало в воздухе, густое и невысказанное.

— Так кто он? — вдруг спросил он, не поднимая головы.

— Кто? — растерялась я.

— Тот, кому принадлежит ваше сердце. Возлюбленный, — он поднял на меня взгляд, и его голубые глаза были тёмными и непроницаемыми.

Я обомлела. Я уже почти забыла про эту свою глупую, отчаянную ложь.

— Я… — я сглотнула, готовая провалиться сквозь землю. — Его нет.

Айлос замер. Его пальцы на мгновение перестали поправлять компресс.

— Как нет?

— Я соврала, — призналась я, опустив голову и разглядывая узоры на персидском ковре. — Просто… чтобы он отстал. Потому что я не хотела, чтобы он меня… целовал.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием углей в камине. Она затягивалась, становясь невыносимой. Я рискнула поднять на него глаза.

Его лицо было странным — сначала на нём отразилось чистое, безудержное удивление, будто я сказала, что луна сделана из сыра. Потом удивление сменилось какой-то сложной, быстро пронесшейся гаммой чувств, и в конце концов его лицо снова застыло в строгом, холодном выражении. Но глаза… его глаза стали какими-то тёмными, почти синими.

— Элиан… — он произнёс имя короля с каким-то странным усилием, будто вытаскивая его из глубины, —… хотел вас поцеловать? Насильно?

Его голос был тихим, но в нём сквозила такая опасная сталь, что мне стало по-настоящему страшно. Это был не тот человек, что смеялся уплетая бутерброд. Это был кто-то другой. Холодный, могущественный и… грозный.

— Ну… я же не далась, — поспешно сказала я, пытаясь сгладить ситуацию. — Отпихнула его, как вы видели. Всё обошлось.

Он не ответил. Он снова уставился на мою ногу. Его пальцы сжались в кулаки, а потом медленно разжались. Он глубоко вздохнул, и когда поднял на меня взгляд, в его глазах снова был привычный, слегка насмешливый блеск, но он казался каким-то… натянутым.

— Вам повезло, что у вас хорошо развит инстинк самосохранения, леди Лиарра, — произнёс он, и голос снова стал бархатным. — Или не повезло. Теперь он точно не оставит вас в покое. Элиан обожает то, что не может получить сразу.

Айлос вдруг улыбнулся — по-настоящему, той утренней улыбкой, от которой у меня ёкнуло сердце.

— Не отчаивайтесь. Пока вы здесь, под моей защитой, с вами всё будет в порядке.

Он встал, отряхнул колени.

— Вам нужно отдохнуть. Оставайтесь пока здесь, я распоряжусь, чтобы вам принесли обед и всё необходимое. И… — он на мгновение запнулся, — постарайтесь не провоцировать Его Величество.

Он вышел, оставив меня одну в его покоях. Я сидела на диване, прижимая к больной ноге холодный компресс, и пыталась осмыслить всё, что произошло. Провальная попытка выбыть. Почти-поцелуй с королём. Спасение Айлосом. Его странная, ледяная ярость при мысли о том, что король хотел меня поцеловать. И его последние слова… «Пока вы здесь, под моей защитой».

Что всё это значило? Была ли это просто вежливость? Или что-то большее? И почему мысль о «чём-то большем» заставляла моё сердце биться так часто и глупо, словно оно не помнило ни Серёжу, ни его предательство, ни всю ту боль, что заставила меня построить вокруг себя высокую, неприступную стену?

Я устало закрыла глаза. Игры драконов были слишком сложны для простой девушки из мира, где главной опасностью были опоздание на работу и просроченные продукты в холодильнике. Но почему-то в глубине души, вопреки всем инстинктам самосохранения и планам бегства, я начала чувствовать себя… живой.

9

Время в кабинете Айлоса текло иначе. Я лежала на широком кожаном диване, подложив под больную ногу свёрнутое в валик шерстяное одеяло, которое ктото из слуг деликатно принёс мне вместе с подносом еды.

Дверь открылась без стука, и я вздрогнула, инстинктивно прижавшись к спинке дивана, как к щиту. В проёме стоял Айлос. Он снял с плеч тёмный, слегка отсыревший плащ и бросил его на стул. Вид у него был уставший, но сосредоточенный. Он молча прошёл к камину, протянул к огню руки, согревая длинные, изящные пальцы.

— Как нога? — спросил он, не поворачиваясь.

— Сносно, — тихо ответила я. —