Порочный контракт - Анна Олеговна Ковалева

Интересно, правду говорила, или врала? Дрянь лживая.

Машинально ощупала губы, проверила целостность эпителия. Пару раз сглотнула. Горло не болело. Значит, меня и правда штормит с непривычки. Горецкий со мной особенно и не жестил. Хотя мог бы действовать и помягче.

Но помягче, видимо, предназначено для любимой женщины. А со шлюхами, коей он меня считает, обходится только так. Жестко, грубо, чтобы знали свое место. И возмущаться мне никто не даст.

Ничего, вытерплю как-нибудь. Выбора все равно нет. Но после ни одному мужчине не позволю проделывать с собой такое. Даже мужу.

Невольно вспомнилась циничная поговорка про то, что человек существо такое, что привыкает ко всему. Даже к виселице. Подёргается сначала, но в итоге все равно привыкнет. Вот и мне придется привыкнуть на время. А потом постараться стереть эту грязь из памяти.

Более менее взяв себя в руки, пошла в ванную комнату. Набрала полную ванну горячей воды, насыпала соли с ароматом лаванды и долго-долго отмокала. Пытаясь очистить не столько тело, сколько разум и душу.

Проклинала Машу, злилась на Стаса, ругала себя. За наивность, за доверчивость, за слабость. Прогоняла все это по кругу, а потом выпускала негатив наружу. Так надо. Иначе и в психушку загреметь недолго.

После ванны немного помялась, но все же решилась спуститься вниз. Очень пить хотелось. Шла осторожно, пугливо оглядываясь на каждую тень. Встречаться со Стасом не было никакого желания.

До кухни дошла без проблем, а потом встряла. На кухне кто-то был, несмотря на довольно поздний час. Вряд ли это Стас, но все же заходить в комнату опасалась, несмотря на мучавшую меня жажду.

Скорее всего, я бы все же ушла и напилась воды из-под крана в ванной, но в этот момент меня окликнула Валя.

— Юля, девочка? Ты чего здесь как неприкаянная стоишь?

— Да вот, пить очень захотелось.

— Так заходи давай, не стой на пороге.

Я прошмыгнула в комнату, старательно пряча глаза. Почему-то вспомнились сцены нашего со Стасом секса в кабинете. Я же так громко кричала, будучи не в силах сдерживаться. Надеюсь, Валя не слышала этого непотребства.

Нет, она, без сомнения, знает, зачем я здесь нахожусь. Не я первая, не я последняя такая контрактница. Но все же знать это одно, а слышать своими ушами совсем другое.

— Давай я тебе травяной чай сделаю? — участливо на меня посмотрев, женщина тут же начала хлопотать над заварочным чайником. — Спать лучше будешь. А то нервная такая вся, издёрганная.

— Давайте, — слабо улыбнулась, разглядывая узор скатерти. С такой жизнью кто угодно станет нервным. Впрочем, Валентине этого не расскажешь. Да и никому не расскажешь. — А вы почему не спите? — поинтересовалась я.

— Да обычные дела, — отмахнулась женщина. — Пока посуду помыла, пока мясо замариновала. Тесто, опять же, замесить нужно было. Вот и время пролетело. А у тебя что стряслось?

— Устала просто — пожала я плечами. — День выдался тяжелым.

— Со Станиславом поругались? — внезапно спросила она, а я подавилась воздухом.

— Мы не в тех отношениях, чтобы ругаться, — покачала головой, рассматривая чайник, в котором настаивалась заварка.

— Ты же из этих, которые по контракту сюда приходят? — тихо спросила она, а я вздрогнула от неудобного вопроса.

— Я не…

— Ты не подумай, — заполошно замахала руками женщина. — Я тебя не осуждаю. Осуждение — это вообще дело неблагодарное. Просто ты так не похожа на тех девиц, кто был до тебя. Они все насквозь фальшивые, хитровыделанные, наглые. Да на них пробы ставить негде было.

Валентина налила мне чай и поставила блюдце с овсяным печеньем.

— Ты же похожа скорее за заблудившегося ребенка. — Она помолчала, потом подсела ближе и накрыла мою руку своей. Заглянула в глаза. — Скажи, что у тебя стряслось такого, что ты решила пойти на такие крайние меры, пытаясь заработать? Расскажи мне, я выслушаю. И Станиславу бы ты рассказала все, девочка. Глядишь, и помог бы тебе. Без всей этой грязи. У него большое сердце.

— Да что вы говорите? — осеклась, заметив, что повысила голос. Нельзя так. Валентина не виновата в моих злоключениях, а для нее Горецкий хороший работодатель. Понятно, почему она его защищает. — Только этот человек с большим сердцем мне не поверил. Хотя я ему все рассказала.

Смахнула тыльной стороной ладони злые слезы и поднялась с места. Внезапно захотелось остаться в полном одиночестве.

— Спасибо за чай. Ничего, если я кружку с собой возьму наверх? Утром принесу на кухню.

— Да бери конечно, — растерянно похлопала глазами Валя. — Юлечка, ты прости меня, Бога ради. Я же как лучше хотела. А Станислав Николаевич и правда неплохой человек. Не знаю, что между вами произошло, но попробуй поговорить с ним еще раз.

— Бесполезно, — покачала головой. — Только хуже будет. Да и поздно уже что-то доказывать. Я сполна окунулась в грязь с головой. Назад ничего не вернуть, как ни старайся.

— Да мне-то хоть расскажи, — кажется, пожилая женщина и впрямь расстроилась. — Я попытаюсь замолвить за тебя словечко.

— Не надо, — испуганно помотала головой. — Спасибо, Валя, но вы тут бессильны. Когда человек не хочет слышать, то он не услышит даже если ему будут сто человек орать в ухо из мегафона.

— Но что же ты будешь дальше делать? — следующий вопрос застал меня уже в дверях.

— Отработаю контракт до конца. — крепче стиснула руками чашку, чтобы не уронить. — А потом попытаюсь жить дальше. Уж как получится. Спокойной ночи.

Из кухни вышла быстрым шагом, не дав возможности себя остановить другими расспросами. Откровенничать я не хотела. И не потому, что не доверяла Валентине. А потому, что уже немного изучила Горецкого. Он решит, что я настраиваю против него прислугу и придет в ярость.

А я не знаю, что ему может стукнуть в голову в припадке злости. Ведь кто ему помешает сдать меня в бордель? Да никто. И Валя уж точно не поможет. Просто не узнает куда я делась, а будет вести разговоры с другой контрактницей.

А Стас, как остынет, может и пожалеет о поступке своем, но мне уже будет все равно. После борделя только один путь — в петлю. А я очень хочу жить. И если для этого мне придется раздвигать ноги перед Горецким — что ж, потерплю. Он, по крайней мере, не садист. Ну, вроде бы.

В мире нет чисто черного и чисто белого. А выбирать чаще всего приходится по принципу наименьшего зла, балансируя на острой кромке лезвия.

Похоже, Станислав Горецкий —