Слушая тишину - Сандра Мэй

— Зачем?

— Откуда я знаю? Захотела внимания. Денег захотела — может, они ей за интервью заплатили? Кто это все написал?

— Хуан Ривера.

— Первый раз слышу.

— Можно подумать, ты все время читаешь «Лоусон-ревю».

— Почитываю. В сортире. И камин хорошо растапливать. Томми, надо бы скататься к этому Ривере. А еще — к Берту Вэлласу и мисс Кроуфорд.

— Кто такой Вэллас?

— Сейчас расскажу все по порядку…

По порядку пришлось рассказывать с самого начала, потому что их вызвал шеф. Когда слегка охрипший Дон Каллахан умолк, капитан Уорнер сморщился, словно от кислого.

— Вот кого бы я сажал на семьдесят два часа нон-стоп, так это журналюг. Ладно, девка дура, но этот-то… Ривера! Ладно, теперь уж все равно. Проворонили скандал — огребаем звездюлей. Вот что: Дон, ты едешь к девке, опрашиваешь ее уже официально и приставляешь к ней охрану. Томми в это время едет за Риверой. Привезешь его сюда, сынок. Дальше — по пунктам. Разрабатывайте Вэлласа, поднимите материалы о том пожаре, найдите Гейджа… Кстати, с чего бы воякам увозить того жмурика из Лоусон-вэлли? Дон, разнюхай.

— Шеф, вчера меня оттуда уже выперли. Нужна бумага. Желательно — за подписью президента.

— Хрен тебе, а не подпись президента. Даже наш мэр не станет ссориться с военными. Вы не обольщайтесь, ребята, Лоусон только называется городом, а на самом деле — деревня деревней! Но и в этом есть свои плюсы.

— Какие, шеф?

— Здесь все всё про всех знают…

Мрачный словно туча Дон Каллахан стоял на крыльце дома Сэнди Кроуфорд и давил на звонок. Горькая обида терзала детектива Каллахана. Почему она ничего не сказала ему вчера вечером, почему скрыла, что дала интервью? Ведь старик прав: своей болтовней она подставила под удар и себя, и Лючию. Похищение людей — одно из самых опасных преступлений. Главным образом потому, что жертву похищения чаще всего находят мертвой…

Дверь распахнулась, и серые встревоженные глаза Сэнди снова произвели революцию в организме детектива Каллахана. К тому же теперь у него вообще имелся формальный повод схватить, обнять и унести.

Он справился с собой и прорычал вместо приветствия:

— Мне надо задать вам несколько вопросов, мисс Кроуфорд. И не стойте на открытом месте.

Она и так была бледненькая, а от его слов вообще позеленела, схватилась рукой за дверь, и теперь уж у Дона никаких других путей не осталось. Он шагнул вперед, подхватил Сэнди на руки и внес в дом, успев послать яростный взгляд патрульному полицейскому, с интересом наблюдавшему за происходящим.

Она была легкая, почти невесомая, хотя по виду и не скажешь. От нее пахло корицей и лавандой. Волосы у нее были пушистые, завивались колечками, и в них очень хотелось зарыться лицом.

Однако Дон Каллахан находился при исполнении и потому принес Сэнди в уже знакомую гостиную, усадил на диван, а сам сел напротив, на тумбочку. Сэнди с тревогой уставилась на него. Ее голос звучал все еще немного странно и хрипловато, но куда более интонированно, и от него у Дона по спине побежали мурашки.

— Что-то случилось, детектив Каллахан?

— Случилось! Ты теперь звезда. Твое интервью сейчас читает весь Лоусон.

— Что? Какое…

— Которое ты дала Хуану Ривере, видимо, сразу после того, как вышла из полицейского участка.

— Я не… Боже ты мой! Это он…

— Ой, только вот не надо этого, ладно? Интервью на полный разворот, не делай вид, что ты ничего про это не знаешь. На, почитай. Тут и фотки имеются.

Она развернула газету и стала читать. Дон с внезапной тревогой увидел, как все глубже залегают у Сэнди под глазами синеватые тени.

Она глазам своим не верила. Горло сдавило спазмом — ее даже начало поташнивать от омерзения и бессильной ярости.

Хуан Ривера выставил ее историю на всеобщее обозрение. Без всякого стыда наклеил страшный ярлык убийцы на ее отца. Равнодушно, вскользь упомянул маму. И дядю Дика…

Откуда он все это узнал? Зачем он все это узнал? Подслушивал и подглядывал — да, похоже: вот эта фотография сделана, по всей видимости, вчера, когда она входит в полицейское управление…

Но как он ухитрился подслушать то, о чем она говорила Дону Каллахану? И откуда он знает об исчезновении Лючии Ричи — засекреченного химика с острова? И о каких миллиардах идет речь?

— Когда ты говорила с ним?!

— Не кричи на меня. Я с ним не говорила.

— Не ври!

— Я попросила, не кричи. У меня сейчас голова лопнет от твоего крика. Человек, назвавшийся Хуаном Риверой, до смерти испугал меня на подземной стоянке. Я выронила ключи, едва сознание не потеряла, думала — меня преследуют. Он сказал, что хочет поговорить со мной о центре, а взамен расскажет кое-что о моем отце. Я… послала его к черту, но он мерзко ухмылялся и говорил о том, что я могу пожалеть… как в дрянном детективе, одним словом. Дон, я понятия не имею, откуда у него все эти сведения о моем отце. Да, разговоры о его причастности ходили, но дядя Дик старался не говорить со мной…

— К черту дядю Дика и причастность! Это сейчас не главное. Главное то, что после появления этой статьи жизнь Лючии, если она похищена, находится в опасности, но и это еще не все.

— А… что еще?

— А еще — твоя жизнь тоже в опасности, сестренка.

— Дон, это глупо. Даже в статье сказано, что я калека, чьим словам не поверила полиция…

— Ты не калека. Не смей так себя называть. И совершенно, к сожалению, не важно, что именно о тебе говорится в статье. Похититель теперь в курсе: у похищения был свидетель. Глухой, косой, хромой — не важно. Похититель-то знает, что свидетель действительно слышал крики Лючии о помощи!

— Дон, я…

— Сидеть дома. Никуда не выходить. На звонки не отвечать. К окнам не подходить. Наш сотрудник будет круглосуточно дежурить около дома. При малейшем подозрении, что что-то не так, звони девять-один-один или лучше прямо мне.

— Дон, а разве они могут… мне что-то… сделать?

В серых глазах был страх, но страх наивный, детский, страх человека, понятия на самом деле не имеющего, что с ним могут сделать безвестные «они»…

И тут уж он не удержался. Протянул руку и погладил ее по щеке, коснулся волос, отвел прядку, упавшую на глаза.

— Ты не бойся, сестренка. Я тебя в обиду не дам…

И рухнули бастионы.

Они целовались мучительно, неумело и самозабвенно, словно подростки.

Они выпивали друг друга до дна, они задыхались, они едва не падали — но объятий не расцепляли.

Пожалуй, самое сильное чувство, которое охватывало обоих, — это облегчение. Больше не нужно было скрываться, держать себя в руках и слушать голос разума.