Крупным планом - Кэтрин Полански

Дальше все пошло проще. Первый съемочный день оказался длиннее и тяжелее, чем Кэрри предполагала, но когда он закончился, девушка осталась собой вполне довольна. Артистические навыки не забылись. Конечно, играть перед камерами — это не совсем то, что изображать Джульетту на сцене студенческого театра, однако, по сути, главное — не терять веру в себя. И про себя Кэрри решила, что никакой Фортман ей больше не помешает.

Все интерьерные сцены — лабораторию Джоанны, ресторан, квартиру — собирались снимать в павильоне на студии в Лос-Анджелесе, и в Барселоне велись лишь натурные съемки по предварительной договоренности с городскими властями. Особенно много хлопот, как знала Кэрри, возникло при получении разрешения на то, чтобы перекрыть одну из центральных улиц — бульвар Рамблас — и часть красивейшей набережной. Там должна была проходить погоня: Герберт и Джоанна удирают от американских спецслужб.

Так как съемки предстояли достаточно трудные, с трюками и спецэффектами, вечером перед сумасшедшей гонкой главным героям дали выходной. Кэрри уже успела немного сдружиться со съемочной группой, а потому нисколько не удивилась, когда Эвершед позвал ее прогуляться в небольшой компании.

— Мы с Валери хотели пройтись, посидеть в каком-нибудь ресторане, с нами идет Лайза и еще несколько человек. Идем, Эвелин, ведь ты еще толком не видела Барселону.

— Конечно, я с удовольствием пойду.

Кэрри надела симпатичное светло-голубое платье с широкой юбкой, едва прикрывавшей коленки, и спустилась в холл.

Женщина со стрижкой каре, которую Кэрри увидела рядом с Максом в первый же день, когда прилетела в Лос-Анджелес, оказалась его ассистенткой Валери Мэдисон. Она была стильной, выдержанной и очень дружелюбной, и напомнила Кэрри маму.

У Эвершеда имелись жена и пятилетний сын, которому Макс звонил по нескольку раз в день, Кэрри это успела заметить. Но не заметила, чтобы он звонил супруге. У Эвершеда была репутация бабника и загадочные семейные отношения. Между ним и Валери, как ни странно, романтика явно отсутствовала.

С Лайзой Пьятт Кэрри уже успела сняться в одной сцене и оценила артистизм и незаурядные способности этой женщины. А вот того, что рядом с нею окажется этим вечером Джетро Фортман, девушка не ожидала. Ну и пусть, она не позволит портить ей вечер. Еще посмотрим, кто кого. Кэрри помахала рукой присутствующим.

— Отлично, все в сборе, можем идти, — заметил Макс, когда к ним присоединился последний член группы — помощник режиссера Хоакин Трант.

Эвершед увлек компанию в Барри Готик, Готический квартал, сердце Барселоны, центр древнего города, где кое-что сохранилось еще с римских времен. Макс сыпал названиями, как настоящий гид. Кэрри так увлеклась рассказом, что почти не замечала мрачных взглядов, которые на нее бросал Фортман. Вот неймется ж человеку. Зачем портить такую замечательную прогулку, почему бы на время не забыть о своем плохом, непонятно чем вызванном, отношении?

— Мы с вами идем по Каррер дель Бизбе Ирурита, Епископской улице. Сейчас тут будет мостик… — Макс остановился и широким жестом указал на упомянутую архитектурную деталь. Действительно, через улицу, между двумя зданиями был переброшен изящный мостик, весь резной, практически кружево из камня. — Этот шедевр готического искусства был выполнен в 1926 году Жоаном Рубьо. Это не просто украшение, он действительно соединяет эти два здания: Дворец правительства и Дом Каноников.

— Макс, — перебила Эвершеда Лайза. — Экскурсия — это чудесно, но мы уже достаточно насмотрелись и вполне созрели для сытного ужина в каком-нибудь тихом месте.

— Вот так всегда, — совсем не обиделся Макс. — Плотское довлеет над духовным. Ну что ж, пойдемте, я проведу вас в самую настоящую каталонскую таверну!

Все покорно двинулись следом за Эвершедом. Долго идти не пришлось: Макс свернул на неприметную улочку, и через несколько шагов компания вышла на небольшую площадь, буквально пятачок, вымощенный брусчаткой.

В центре журчал небольшой фонтан, сооруженный в виде горки из черных, слегка поблескивающих камней. Со всех сторон площадь замыкали глухие стены каких-то старинных домов, и лишь слева было два окна и низкая дверца, снабженная бронзовой табличкой, которая гласила: «Мурера».