Когда родилась Луна - Сара А. Паркер

Весь воздух вырывается из моих легких.

Любовь…

Это слово ― тихая смерть, которая ускользает, даже не успев прошептать «прощай» ― резкий толчок в вечное одиночество, от которого я никогда не смогу освободиться.

― Такое расточительство для твоего большого, прекрасного сердца, ― шепчу я, и его глаза вспыхивают.

Я разрываю наш зрительный контакт и смотрю вниз, на карты, которые октимар перетасовывает. Каан издает глубокий рокочущий звук, и, клянусь, весь мир вокруг меня содрогается.

Творцы…

Кажется, я неверно поняла смысл записки, маски и платья. Думаю, он вовсе не собирался притворяться. Скорее всего, он попросил меня прийти сюда в надежде возродить то, что было между нами в прошлом, ― когда мы любили друг друга, ― в надежде, что под внешней оболочкой скрывается все та же женщина.

Но это не так. Там нет ничего, кроме выжженного камня, разбитого сердца и миллиона причин, по которым я не могу этого сделать.

Но, возможно…

Возможно, это волшебное прощание, которых заслуживают Эллюин и Каан, еще можно спасти?

― Есть два варианта. ― Я делаю знак октимару раздать карты.

Взгляд Каана следит за скользящими движениями существа, а затем впивается в меня еще одним пристальным взглядом, обещающим все, чего бы я не захотела.

И все, чего я не хочу.

― Какие?

― Я ухожу прямо сейчас с этой кучей золота, ― говорю я, оглядывая свою внушительную добычу, ― и нанимаю молтенмау в твоем вольере на обозримое будущее.

― Чтобы отправиться охотиться на того, кто превратил твою спину в фарш?

― Помимо всего прочего, ― цежу я сквозь стиснутые зубы.

Он сидит абсолютно неподвижно и изучает меня с такой интенсивностью, словно пытается найти ответы в блеске моих глаз.

― Или?

― Мы играем. ― Я жестом указываю на разложенные перед нами карты ― они уже сданы. ― Твоя ставка.

Каан переводит взгляд с меня на октимара, на карты, а затем придвигает свой стул ближе. Я выгибаю бровь, когда он протягивает левую ладонь октимару.

Я следую его примеру, протягивая правую.

Не сводя с меня взгляда, Каан говорит:

― Если я выиграю, ты ответишь на три моих вопроса. Правдиво.

Я открываю рот, слова застревают на языке, когда кончик щупальца октимара прочерчивает по моей ладони, а горячий пульс обещания проникает в кровь и отпечатывается на костях.

Ублюдок.

Октимар заканчивает, и мои секреты скручиваются в животе клубком червей.

Я прочищаю горло, сжимая покалывающую руку в кулак.

― И если выиграю я, мы притворимся, что это мы жили в том месте, которое, как я подозреваю, ты построил для нас, но только до следующего восхода Авроры. После чего ты будешь должен исполнить одно-единственное желание.

В его глазах мелькает замешательство, пока октимар чертит по его ладони. ― Что произойдет после восхода Авроры?

― Неважно.

― Что. Произойдет?

Я вздыхаю, беру со стола свои карты и начинаю их раскладывать, не отрывая взгляда от ярких изображений.

― Я попрошу чтеца разума убрать тебя из моей головы. Вернусь к реальности. Это желание ― мера предосторожности.

Мне нужна возможность остановить все это. То, что я смогу использовать в случае необходимости. Возможно, он сочтет это жестоким, но я отказываюсь рисковать его благополучием. А любить меня?

Это чертово желание смерти.

Я сдвигаю хьюлинга влево, энту вправо, молчание тянется так долго, что я бросаю взгляд на Каана поверх веера карт.

Он наблюдает за мной, его взгляд такой пристальный, что у меня почти перехватывает дыхание, хотя я этого не показываю.

― Что? ― спрашиваю я, наклоняя голову в сторону. ― Ты потеряла кого-то… Мое сердце замирает.

Рот открывается. Закрывается. Открывается снова. Когда у меня не получается собрать все свои беспорядочные мысли, чтобы бросить ему что-то в ответ, я швыряю веер на стол лицевой стороной вниз и встаю, направляясь к выходу.

К черту все это.

К черту его.

К черту.

Что-то длинное и плотное сжимается вокруг моего горла. Лишая меня способности дышать или говорить.

Я пытаюсь просунуть пальцы под петлю и освободиться, но ничего не получается, кровь приливает к голове и грозит залить мои вытаращенные глаза.

Я открываю рот и падаю на колени, туман взмывает вверх, словно когти.

На меня падает тень, и я вижу Каана, приседающего передо мной. Опираясь руками на согнутые колени, он склоняет голову набок.

― Ты не можешь уйти, Рейв. ― Его палец поднимает мой подбородок так, что я вынуждена встретиться с его пылающим взглядом. ― Мы будем сидеть за столом, пока игра не закончится.

Я смотрю на октимара, который теперь вытянулся во весь свой невообразимый рост, и его сморщенные губы растянулись, обнажая сотни острых зубов. Больших и маленьких. Длинных и обрубленных.

Каан помогает мне подняться, а затем подталкивает к креслу. Только когда моя рука опускается на его спинку, существо освобождает меня, и дыхание с шумом врывается в мои легкие.

― Сядь, ― рычит Каан с другой стороны стола.

Я сглатываю, потирая ноющее горло, смотрю на него и вижу в его глазах огонь, который напоминает мне вихрь драконьего пламени, клубящийся в основании горла Райгана.

Допив остатки Дыхания мунплюма тремя большими глотками, я ставлю бокал обратно на стол, прочищаю горло и повинуюсь, точно зная, о чем спросит Каан, если выиграет.

Что я натворила?

ГЛАВА 74

Я бросаю кости, выпадает четверка, и я решаю взять двадцатую карту из левого верхнего угла ― сохраняя невозмутимое выражение лица, когда мой взгляд скользит по смоксу. Черное клубящееся пятно, которое может превратиться в любое существо, немедленно унаследовав его сильные стороны.

И его слабости.

Рискованная карта, которая не может представлять собой существо, сыгранное в финальном раунде, иначе она сразу же становится недействительной, а игра проигранной. Проблема в том, что к концу все лучшие карты, как правило, уже сыграны, и он становится бесполезным.

Пустая трата места, когда в руках может быть что-то действительно ценное.

Я вытягиваю флоти из своего веера и кладу его на освободившееся место.

― Знаешь, ― говорит Каан, пока бросает кости, берет свою карту из расклада и меняет на одну из своего веера, ― я научил свою сестру играть в эту игру.

― Хорошо играет? ― спрашиваю я, бросая кости.

― Отлично.

Я поджимаю губы, беру карту, смотрю на нее. Возвращаю на место.

― Лучше, чем ты?

― Ни