Соль под кожей. Том третий - Айя Субботина

— Мы бы все хотели стать невидимками, — хмыкает винодел.

— Все как-то крутимся, Валерия Дмитриевна, вы же не первый день замужем — должны понимать, — подхватывает Костин.

— Но вряд ли кто-то из вас держит в штате профессионального шулера или грабителя банков, — не лезу за словом в карман. С такими нельзя давать слабину, иначе они подумают, что ставят на хромую лошадь.

— А девчонка вообще отбитая, — смеется Костин, и его тут же подхватывают другие.

Я только улыбаюсь.

— Я и пальцем об палец не ударю, пока сижу на бомбе замедленного действия. Включая, — выразительно смотрю на всех троих, — ваш личный интерес. Но в следующую среду будет собрание акционеров, на котором я собираюсь поднять именно этот вопрос. Наши зарубежные партнеры у меня в кармане. Дело за своими. И когда я подниму вопрос об освобождении одного кресла, мне бы хотелось, чтобы решение было принято большинством голосов. Как только я получаю то, что нужно мне — я отдаю то, что нужно вам.

Когда я возвращаюсь и сажусь в машину, Димка с улыбкой показывает таймер.

— Двенадцать минут, обезьянка.

— Они были готовы через пять, просто раздували щеки и изображали муки совести.

В следующую среду я выброшу жирного ублюдка из его драгоценной финансовой империи примерно так же, как сегодня выбросила в корзину для бумаг парочку бумажных «мячиков».

— Вот, — Димка вкладывает мне в ладонь флешку, — то, что ты просила.

Я знаю, что у меня в ладони маленькая ядерная бомба.

Правда о моем отце.

Мне кажется, что это маленький кусочек железа с парой микросхем внутри реально прожигает мне ладонь. А еще он какой-то жутко тяжелый, потому что рука как-то сама собой опускается на колено. Даже нет сил сжать пальцы в кулак.

Там так много?

Понадобилась целая долбаная флешка, чтобы записать туда все подвиги моего отца?

— Спасибо, Дим, — выцеживаю из себя по капле, потому что горло свело неприятное чувство паники.

Дома я бегу в душ, закрываюсь там на пару минут и стою под прохладными струями, надеясь, что это немного взбодрит мой боевой характер. Сегодня я что-то совсем расклеилась и даже очередная маленькая победа над тремя важными задницами не слишком привела меня в чувство.

Я должна сделать этот шаг. Мой мозг понимает, что раз уж я приоткрывала эту дверь — нужно войти внутрь, увидеть прячущееся там чудовище. Может, оно вовсе не такое страшное, как я себя накрутила? Может это просто какие-то незначительные финансовые махинации, что-то такое, что приходилось делать мне самой, чтобы подобраться к Завольскому и втереться к нему в доверие.

Делаю воду чуть холоднее, чтобы кожа моментально покрылась мурашками.

Я знаю ответ, и он не изменится, сколько бы я от него не бегала. Новак не стал бы называть кого попало — «серым кардиналом». Он ведь не специально подбирал слова. Он не знает, что я — Гарина, и не может знать. Он озвучил факт, который, судя по тону, показался ему немного забавным. Новак — не заинтересованная сторона.

Когда выхожу из душа, сначала заглядываю в спальню, натягиваю отжатый у Димки свитер со спущенными плечами, натягиваю лосины и теплые домашние носки. Мне отчаянно нужен каждый капустный лист моей брони, потому что я знаю — чувствую — она начнет слетать с меня со скоростью звука, как только я посмотрю, что на той проклятой флешке.

Забираю ноутбук из гостиной, иду в кухню.

Димка тоже успел переодеться в футболку и домашние серые штаны, шлепает босыми ногами по полу. Замечаю на мраморной столешнице большую белую чашку с чем-то, что сверху густо присыпано маленькими розовыми и белыми маршмеллоу в форме сердечек. Это точно не наша чашка, но даже если вдруг он откопал ее из каких-то недр, то таких зефирок я абсолютно точно ни в одном ящике не видела.

— Ты успел поохотиться на розовых единорогов, Шутов? — подхожу ближе. Судя по запаху — это горячий шоколад.

— Тут кафе через дорогу, я просто попросил включить чашку в счет. — Димка осторожно сует туда ложечку, зачерпывает густой и сладкий шоколад, цепляет сразу пару сердечек и отправляет мне в рот.

— Вкусно. — Сто лет не пила именно такой густой, что ложка легко может стоять в нем вертикально. И на вкус с горчинкой и немного терпкий. — Димка, ты реальный вообще?

— Абсолютно. — Протягивает руку, убирает мокрую прядь волос мне за ухо. — Ты не обязана ничего знать, обезьянка. Не все вещи в этой жизни нужно ковырять до победного.

— Я должна, понимаешь?

Он пару секунд медлит, кивает и предлагает мне устроиться на диване.

— Поздно уже, — на часах начало одиннадцатого, он встает в шесть, чтобы успеть в спортзал, и еще забрать наш завтрак. — Ложись, Дим, я вряд ли… в общем, это надолго, наверное.

— Я буду с тобой, Лори, не обсуждается. Сколько нужно.

Он усаживает меня на диван, поднимает ноги как маленькой, подкладывает под колени подушку. Подтягивает кофейный столик с ноутом и чашкой. Сам с планшетом садится рядом, спиной к моей спине. Трется головой об мою макушку, еще раз давая понять, что он здесь, что все хорошо — я не развалюсь, потому что сзади меня страхует его надежная спина.

На флешке так ужасно много папок, а внутри каждой — еще больше.

Я открываю несколько наугад, пробегаю взглядом по документам.

Крепко жмурюсь.

Читаю снова — но содержимое все равно не меняется.

И грязь потихоньку, со всех щелей, начинает просачиваться мне под кожу.

Глава сорок вторая: Данте

Если бы я хотя бы на секунду поставил под сомнение, что Лори не сможет вывезти все «подвиг» своего отца — я бы взял на себя это вонючее дерьмо, под названием «благословенная ложь». Мои парни подчистили бы всё Гаринское дерьмо так, что оно превратилось бы в детские шалости. Что-то такое, что делают даже владельцы каких-нибудь магазинов или салонов красоты, когда нужно решать вопросы с налогами или типа того.

Но Лори хотела правду.

И она была готова принять все последствия.

Даже те, которые сейчас, спустя несколько часов, заставляют ее то и дело вздрагивать.

Я спиной чувствую каждый ее вздох, каждую попытку справиться с чувствами, набрать в легкие новую порцию воздуха, чтобы переварить очередное говно на лопате.

Пару раз она захлопывала крышку ноутбука, плотнее жалась спиной к моей спине.

Я скрестил наши пальцы, чтобы напомнить, что всегда здесь.

И