Алхимия желания - Дж. Теджпал Тарун

Слово, которое мы использовали, — «сантулан», равновесие. Она потеряла свое равновесие.

— И, сахиб, ты знаешь, никакая любовь не выживет, когда она начинает сражаться с привидениями, — добавил Ракшас. — И желание умирает, если давно длится.

Наступила ночь. Вернулись собаки и легли напротив дверного проема, положив головы на передние лапы. Он вошел в дом, повернул выключатель, и над домом зажглась желтая лампочка. Вокруг нее холмы теперь были усеяны пятнами света. Двигатели легковых машин и грузовиков ревели на разные голоса, И усердно работали на дороге над нами. Внизу было темно, бесконечными рядами шли дубы, которые собрались вместе, словно группы бегунов на длинные дистанции.

Когда он вернулся и присел на стену, я спросил:

— Так что с ней случилось?

— Что случилось с ней? — переспросил Ракшас.

— Да, что?

— А что происходит со всеми? Она умерла.

— Я спрашиваю как.

— Я думал, ты все знаешь.

— Я знаю, но хочу услышать то, что ты знаешь об этом.

— Что еще? Эти двое освободились от нее. Вот что произошло. Они получили то, что хотели, а затем разделались с ней. Она так обезумела и разозлилась на моего отца, что не понимала, что делает. Ты даешь людям, которые влачат жалкое существование, более высокое положение и платишь за это цену. Она старалась быть доброй с ними, а они погубили ее. Но я полагаю, что госпожа заплатила за свои прежние поступки. Но так и должно быть? Должно быть, душа сына наваба почувствовала облегчение. Но сердце моего отца было разбито. Он плакал неделями, нескольких месяцев после этого ходил и сидел у ее могилы. А эти двое? Не прошло и недели, как они переехали в ее дом. С детьми и со всем своим дешевым имуществом. Начали носить ее одежду. Спать в ее постели. Гадить в ее туалетах. Продавать участки ее поместья. Но моего отца это не беспокоило. Он относился к ним, как всегда, как к представителям низшей касты. Гадж Сингх всегда повторял, что обладал ее телом и душой — его не волновало, кто получил ее материальное имущество.

— Как они избавились от нее? — спросил я.

Он глубоко затянулся и ответил:

— Дхатура.

У меня был маленький черный фонарик Физз в кармане, и я осторожно освещал себе путь до дороги, прислушиваясь к шороху в кустах лантаны. Прогулка до дома была фантастической. Луна поднялась рано, и небо было ясным и усеянным звездами. Можно было увидеть сверкающую дорогу до следующего поворота. Часто раздавался звук двигателей машин, проезжающих мимо, но через десять минут, когда шум утихал, очарование возвращалось. У падао было припарковано несколько грузовиков у обочины дороги; их двери были открыты; и борцы, с их большими руками и писклявыми голосами, теперь были заняты работой, наблюдая за ужином.

Возле магазина тхакура, где тропа поднималась к Найниталу, я замедлил шаг и стал более осторожным. Шесть раз за последние две недели между семью и восьмью вечера здесь видели пантеру, пересекающую долину Джеоликоте и направляющуюся к Бхумиадхару. В окрестностях убили трех собак, и мы запирали Багиру раньше, чем обычно. Но большой кошки не было видно, и через несколько минут я уже был внутри поместья и мог слышать скрипучий шум телевизора и различить его мерцание в столовой. В его свете можно было разглядеть одутловатое, пучеглазое лицо Пракаша.

Я взял бутылку виски, стакан и воду и вышел на заднюю террасу. Джеоликоте сверкала огнями, на дороге номер один было напряженное движение, постоянно вспыхивали фары: каждая четвертая машина ехал по направлению к нам. Справа от меня огни беспорядочно усеивали склон Найнитала — опасный признак разрастающегося города. Город жил в страхе перед днем, когда боги гор проснутся в ярости и сокрушат землю. Слева от меня был темный волосяной бугор выступа Гетии, и где-то среди дубов и сосен находилась ее могила.

Меня внезапно охватила дрожь. Погода менялась. Даже после принятой порции виски и в легком кардигане я замерз. Оставалось четыре месяца до наступления миллениума. Год 2000. Иногда, когда Пракаш приносил мне газету из Бховали, я читал об армиях коммерческих организаций, готовящих мир к огромному оргазму праздника и расходов. Мне это было скучно. Но иногда мне в голову приходили мысли о том, что мы обычно обсуждали с Физз пятнадцать лет назад, когда говорили о будущем.

— Где, по-твоему, мы будем?

Это была ее любимая тема.

— Где, по твоему мнению, мы будем?

«Да, где? Видеть галлюцинации и делать записи».

Я быстро осушил мой второй стакан, отнес бутылку в дом, взял короткую палку из сандалового дерева и, не говоря ничего Пракашу, который сидел, не моргая, у телевизора, перелез через колючую проволоку и пошел к санаторию.

Когда я сошел с дороги и начал подниматься через дубы, я включил фонарик. На повороте у тропы не было света у мыльного дерева. Собаки Тафена уже начали шуметь. На повороте я мог видеть желтую лампу, висящую под оловянным абажуром снаружи веранды Тафена. К тому времени как я добрался до дома, собаки обезумели. Они находились внутри клеток, стоящих по обе стороны от двери. Я позвал его. Вышла Дамианти и тотчас испугалась.

Он сидел в своем кресле с бутылкой на полу, стаканом в руке, свернутым серым шлемом на голове. Я не видел его несколько месяцев, и он выглядел старше и дряхлее, чем всегда. Его небритое лицо казалось одутловатым, глаза были пали ты кровью.

— Стефен, я все знаю о тебе, — сказал я.

Он ответил, не поднимая головы:

— Даже бог всего не знает.

— Стефен, я хочу, чтобы ты мне все рассказал.

— Я ничего не знаю.

— Я знаю все, — продолжал настаивать все.

— Хорошо. Тогда уходи. Помни, что я говорил тебе: не читай эти дьявольские книги.

Он даже не посмотрел на меня. Тафен уставился на свои колени. Дамианти дала мне стакан, и я сам налил себе немного выпить. Я не собирался уходить, пока не получу ответы на мои вопросы.

— Стефен, я видел Роммела Миэна.

— Что это за педик? — поинтересовался Тафен.

Внезапно он поднял глаза, оставаясь спокойным.

— Стефен, я ездил в колонию Амбедкар и видел племянницу Банно.

Он не пошевелил и волосом.

— Прости, племянницу Банно-Мэри, — поправился я. — Она была очень добра. Твоя родственница посылает тебе привет, хотя говорит, что никогда тебя не видела Я уверен, что ты не знал, что у тебя там есть кузина.

Я лгал. Но меня это не волновало.

— Она рассказала, что твоя мать и отец перестали общаться со своими родственниками, после того как сменили религию. Но она все знала о тебе. Она сказала, что семья продолжала следить за вами. Твоя семья знает, что вы получили состояние и стали богатыми, знает, как это случилось. Твоя родственница добавила, что деньги не должны ничего менять. Не должны менять религию. Они могут испортить даже ангела.