Смерть, принесенная Золотым Дождём - Утау Лир

перевернул калабас. Вылившееся вино превратилось в целый рой летающих мечей. Судя по всему, в этом калабасе было вовсе не вино, а мечи. Всего появилось сто тысяч мечей. Позади каждого из мечей стояла фигура, выглядящая в точности как Хань Шань. Все они вскинули над головой мечи и с безумным блеском в глазах принялись убивать рабов моста. Сто тысяч людей против миллионов рабов моста.

За короткое время с воем погибло огромное количество рабов моста. Гигантские звери умирали, рассыпаясь на части. В конце концов даже гигантского цилиня Ла Раи зарубил один из клонов Хань Шаня. В этот момент юноша на собственной шкуре испытал всю чудовищность Ци меча. Этот Ци мгновенно разрубил огромного цилиня пополам. Изо рта Ла Раи брызнула кровь. Он бессильно наблюдал за приближающимся Ци меча, не в силах ни уклониться, ни заблокировать его. Но буквально в нескольких метрах от него Ци меча остановился, а потом обогнул его.

Ла Раи побледнел. Даже без Ци меча у него имелись проблемы куда серьёзней. Леденящая стужа вмиг окутала его с ног до головы. Потеряв способность двигаться, он рухнул на поверхность земли из Инеистой почвы. В следующий миг всё его тело… исчезло под слоем льда. В этой критической ситуации времени размышлять у него не было. Ла Раи тотчас разжёг Неугасающее Пламя, а потом добавил в пламя силу древесного тотема. Как только вспыхнуло Неугасающее Пламя, земляная тотемная воронка на его руке внезапно начала всасывать в себя Инеистую почву!

Глава 29: Обещание

Несмотря на это, тело Ла Раи всё равно медленно превращалось в ледяное изваяние. Не в силах пошевелиться, он мог только наблюдать, как на нём постепенно нарастает слой льда. Единственное, что он мог сделать, — это не дать холоду уничтожить свой разум. Однако воронка на его руке неожиданно заработала в полную силу. Юноша чувствовал нарастающую силу земляного элемента в его воронке. Сила притяжения казалась неистощимой. Что интересно, она приближалась к точке, где могла уничтожить силу Инеистой почвы.

Что до Чжисян, она была Бессмертным Духом, заключённым в физическое тело. Вот только она, как и Ла Раи, чувствовала слабость. Когда Ци меча обогнул и её, она тоже рухнула вниз и сразу же превратилась в ледяную скульптуру. С единственной разницей, что в таких условиях она могла продержаться намного дольше Ла Раи.

— Сто, — с улыбкой объявил стоящий рядом со стариком мальчик.

Как только прозвучал его голос, Хань Шань и его сотня тысяч клонов закончили истребление рабов моста. В этот момент из ауры леденящей стужи один за другим начали появляться силуэты. Ими оказались недавно убитые Хань Шанем рабы моста. Они… появились целыми и невредимыми, без каких-либо ран. Ни один раб моста не погиб. Рассматривая их через покрывающий его слой льда, Ла Раи заметил до боли знакомую девочку.

— Теперь ты понимаешь? — невозмутимо спросил старик.

Хань Шань застыл. С печальной усмешкой он поднял калабас с вином и сделал большой глоток. Следом заговорил уже мальчик, стоящий рядом со стариком.

— В моём мире тебе нужно лишь уверовать в меня, и ты никогда не умрёшь, тебя никому не сразить. Разве это плохо? Вечная жизнь. Несокрушимость. При этом у меня всего одно условие: отстроить меня заново.

Следом в унисон зазвучали голоса, но уже не мальчика, а собравшихся рабов моста. Словно все эти рабы моста были одним человеком.

— Уверуй в меня, и вечную жизнь обрящешь!

— Уверуй в меня, и тебя нельзя будет уничтожить!

— Уверуй в меня, и ты будешь существовать и на Небе, и на Земле!

— Уверуй в меня и пойми моё Дао. Моё Дао — это твоё Дао…

А потом старик, мальчик и рабы моста заговорили вместе.

— Я душа Моста Поступи Бессмертных. Ты явился ко мне три тысячи лет назад и пал ниц предо мной. Ты поклялся мне, желая вечной жизни, неограниченной жизненной силы, чтобы культивировать свою Песнь Одинокого Меча. Тогда тебе оставалось жить всего десять лет. Мой ответ тебе был краток: «Уверуй в меня»… Однако ты… нарушил свою клятву! — последние три слова они прокричали с нескрываемой яростью и безумием в голосе. — Ты дал своё согласие, а потом нарушил клятву, всё из-за женщины, что была с тобой тогда. Она просила, умоляла тебя изменить решение. Её мольбы отвлекли тебя, а потом она… вынудила тебя нарушить клятву! Кто бы мог подумать, ради того, чтобы ты никогда не уверовал в меня, она внезапно произнесла слова твоей же клятвы прямо перед тобой. И она стала рабом моста… Это привело тебя в чувство…

Голос звучал, подобно Небесному грому, расходясь эхом по пустоте. Хань Шань побледнел и закашлялся кровью. Приступ кровавого кашля произошёл не из-за полученных ран, а из-за нестерпимой, режущей боли в сердце. Из глубин памяти поднялись воспоминания: его плачущая жена со слезами на глазах держит его за рукав халата и молит одуматься. Но он был одержим. Одержим желанием вечной жизни. Только когда он увидел, как она медленно уходит прочь… туман в его голове исчез, и наступила ясность.

— Последние три тысячи лет я много об этом думал… — вздохнул Хань Шань.

Когда он поднял голову, в его глазах стояла решимость. Он медленно пошёл вперёд. Стоило ему сделать первый шаг, как рабы моста вокруг взревели и вновь бросились на него. Хань Шань тяжело вздохнул. Его лазурный меч засвистел. Из сотни тысяч клонов вокруг него десять тысяч испарились.

Меч пролетел по широкой дуге, отчего инеистая аура резко усилилась. В следующий миг миллионы рабов моста примёрзли к месту. Однако большая часть волос Хань Шаня поседела, да и сам он постарел. Это движение мечом придумал он сам, и называлось оно Песнью Одинокого Меча. Эту песнь мог слышать только он один. Она звучала в его сердце. Услада для него одного. Песнь, которую можно сыграть один раз в жизни. Эта песнь не сжигала жизненную силу, а скорее брала жизненную силу и соединяла её с песнью, создавая симфонию жизни, которую исполняет всего один инструмент!

— Мой выбор тогда был непрост и во многом неразумен. Словно мною овладела одержимость…

Пока Хань Шань шёл, он вновь взмахнул клинком. Исчезло ещё десять тысяч клонов, в результате чего ещё больше рабов моста превратились в ледяные статуи. Отчего его волосы полностью побелели. Но аура Хань Шаня продолжала расти. Благодаря симфонии жизни его культивация и жизненная сила взмыли вверх. Ла Раи не мог осознать всю глубину культивации Хань Шаня. Сила этого человека далеко