Американский принц - Сиерра Симон

в маленькой синей кабинке с двумя мягкими диванами, перед нами располагался балкон, который выходил на танцпол. Группа из восьми человек играла традиционную поп-музыку, переделанную в венские вальсы, и пол под нами заполняли танцующие пары. Я заказал себе стакан чистого джина, ожидая, что придется наблюдать за Колчестером и Морган.

Но этого не произошло. Примерно через пятнадцать минут Морган позеленела и покрылась потом, а затем схватилась за живот.

— Плохой шницель? — спросил я с поднятой бровью.

Она посмотрела на меня.

— Я плохо себя чувствую, — тактично сказала она. Ну, так же тактично, как любой человек, который съел испорченный шницель. — Извините.

Она выбежала из нашей приватной кабинки, чтобы найти туалет, оставив меня вместе с Колчестером, сидеть в молчании и наблюдать за танцорами.

Узел у меня в груди стал живым и пульсирующим. Это был первый раз, когда мы были по-настоящему одни, только мы вдвоем, и внезапно все в нем стало чем-то большим. Щетина стала гуще, глаза — зеленее, большие ладони, сжимающие стакан со скотчем, — еще больше.

Я осушил джин и подал знак официанту, чтобы принесли еще.

Так прошло несколько минут, я посасывал джин, Колчестер держал стакан со скотчем. Затем он тихо произнес:

— Хотел бы я знать, как танцевать.

Это меня удивило. Не то, что он не знал как, а то, что хотел научиться.

— Какого черта ты этого хочешь?

Он пожал плечами и потер лоб большим пальцем, выглядя немного застенчивым.

— Полагаю, это кажется одной из тех вещей, которые должен знать и уметь мужчина. — Он повернулся и посмотрел на меня. — Ты умеешь танцевать?

Он шутит?

— Думаю, что научился танцевать, прежде чем научился ездить на велосипеде. Мы с Морган были любимым политическим «имуществом» матери: чем раньше она смогла бы нас облачить в формальную одежду и показать, насколько мы хорошо воспитаны, тем лучше. Я помню бесконечные вечера во время мероприятий матери, которые становились все утомительнее и утомительнее, чем старше и красивее я становился. К тому времени, как мне исполнилось пятнадцать, женщины больше не просили потанцевать со мной из-за материнского обожания, и я приходил домой с волдырями на ногах и крошечными синяками на заднице, за которую меня щипали всякие «миссис Робинсон».

Я отставил остаток джина и встал.

Да какого черта.

— Пойдем, — сказал я, протягивая руки. — Я покажу тебе.

Колчестер прикусил губу, моргнул. А затем встал, отставив стакан в сторону, и подошел ближе ко мне.

— Наверное, будет проще, если сначала поведу я, — сказал я ему. — Пока ты не прочувствуешь ритм.

— Хорошо, — сказал он, немного неуверенно. — Я не пойму немного.

— Смотри, сейчас я — мужчина, а ты — женщина. А поскольку это вальс, притворись, что на тебе бальное платье, и ты только что узнала, что твой муж спит с няней.

Колчестер засмеялся, его зубы выглядели необыкновенно белыми в тусклом синем свете комнаты. Я взял его крупную руку и положил ее на свое плечо, а затем скользнул своей рукой по его ребрам, остановившись чуть ниже лопатки. Затем взял его вторую руку и, сцепив пальцы, вытянул руки.

— Венские вальсы — не самое легкое, с чего можно начать, — извинился я. — Просто думай об этом, как о тренировке в армии. Последовательность. Один, два, три, один, два, три. Медленно, быстро, бы-ы-ыстро. Медленно, быстро, бы-ы-ыстро.

Группа начала играть адаптированную под вальс версию группы Seal «Kiss from the Rose».

— Иисус Христос, — пробормотал я, когда понял, какую песню они играли. — Будто фильм «Бэтмен навсегда» не был достаточно плохим, Seal надо было записать эту песню.

Когда Колчестер засмеялся над моей шуткой, обнажая множество белых зубов, узел на моем связанном-в-узел-как-черешок-вишни сердце завязался туже.

— Хорошо, — сказал я. — То, что мы сейчас будем делать, называется «квадрат», хотя, на самом деле в венском вальсе это повороты, которые совсем не «квадратные», просто поворачивайся вместе со мной. Мы вместе сделаем два шага, затем остановимся… мои ноги скрестятся, а твои будут вместе… затем вместе сделаем два шага и снова остановимся… сейчас твои ноги должны быть скрещены, а и мои — вместе. Да, именно так.

Колчестер был способным учеником. Он с легкостью схватывал шаги, с готовностью отвечал на мое давление на его спину и на руку. Единственная проблема заключалась в том, что он не чувствовал музыку. Вообще.

— Ладно, — сказал я, стараясь не смеяться. — Знаешь, как мы делаем: медленно, быстро, бы-ы-ыстро? Музыка тоже это знает. Предполагается, что ты это будешь делать одновременно с музыкой.

Колчестер нахмурился.

— Я так и делаю.

Блядь, но его рука была такой большой в моей, другая была тяжелой на моем плече. Поэтому мне было тяжело сконцентрироваться.

— Ты этого не делаешь, поверь мне. Все в порядке, я знаю, что трудно все сразу запомнить. В конце три нормальных шага.

Этот полный рот искривился.

— Всего шесть шагов.

— Сейчас, — сказал я, игнорируя его, — добавляешь в позу и вертикальное движение. Мы будем подниматься и опускаться, пока двигаемся, а еще, — Боже, не знал, зачем это делал, разве что, все дело было в выпитом джине, — наши бедра сближаются, пока плечи отклоняются назад. И я дернул его бедра к моим.

Его дыхание замерло, а рука сжалась в моей.

— Вот так мы должны танцевать? — спросил он. Было что-то в его голосе, что-то дрожащее.

Дрожащий, неуверенный Колчестер ощущался, словно моя победа, и я схватил свое, как победитель.

— Вот так мы держим друг друга. А теперь мы движемся. Один, два, три… медленно, быстро, бы-ы-ыстро. Да все правильно.

— Это трудно.

Я почти засмеялся, но я остановил себя, увидев его лицо. Колчестер выглядел озадаченным, немного раздражения, смущения и концентрации портили этот идеальный лоб. Он не привык к тому, чтобы у него что-то плохо получалось.

Поэтому, вместо того, чтобы шутить, я его пожалел.

— Забудь о шагах на мгновение, — сказал я. — Все дело в пространстве. В присутствии и пустоте. Я занимаю свое место, а ты уступаешь, мое присутствие заполняет твою пустоту. Это погоня, но в тоже время баланс. Думай об этом, как о шахматной доске, даже, как о боксе. Я вхожу в незащищенное тобой место, даже когда ты уходишь. Погоня снова начинается. Взятие, уход, взятие, уход.

— Но это не похоже на шахматы, — сказал Колчестер. Его ноги двигались немного лучше, а верхняя часть тела была менее жесткой. — Здесь нет настоящего победителя.

— Танец — вот победа, — сказал я.

Колчестер скептически на меня посмотрел.

— Звучит как избитый ответ, но это правда, — настаивал я. — Как бы мы ни старались, или насколько элегантно мы бы ни танцевали,