Заложница. Теперь ты моя - Филиппа Фелье

Я сошел с ума, окончательно и бесповоротно. Опускаю Эми на матрас. Она пытается оттолкнуть, упираясь ладошками в мою грудь, но от сладкого вкуса ее губ у меня конкретно срывает крышу. Ее будоражащий запах разгоняет мысли, не могу насытиться им.

Понемногу ее тело расслабляется, и она пропускает мой язык глубже, сначала робко отвечая на поцелуй, а затем наши языки сходятся в бешенном танце, от которого кружится голова. Тонкие запястья то упираются мне в грудь, то обнимают, то обессиленно опускаются. Эти слабые попытки оказать сопротивление тешат мое самолюбие и разгоняют хаотичные мысли, значит, ее так же тянет ко мне, как меня к ней.

— Не бойся, — шепчу я, а сам расстегиваю на ней рубашку.

Под ней только лифчик. Нежно-бежевый с мягким кружевом. Небольшая упругая грудь. Все, как я и представлял. Будто кто-то создал мой идеал женщины и воплотил его в ней. Завожусь еще сильнее.

Не помню, как избавил ее от остатков одежды. Этот момент вылетел из головы. Очнулся уже меж ее ножек, кружа языком в поисках волшебной точки. У нее совсем не было волос, и мне нравилась чистая, нежная, мягкая кожа, которую хотелось целовать. Эми выгнулась и застонала. Нашел.

Как же она прекрасна! Чувствительна к ласкам. Я лишь касаюсь клитора кончиком языка, а из ее рта вырывается волшебный стон, ласкающий слух.

В штанах пульсирует до боли. Чувствую, как по возбужденной головке стекает капля смазки.

Я схожу с ума.

— Пожалуйста! Хватит! — Взмолилась она, а я замер. Неужели не нравится? Разве я сделал больно? — Я больше не могу!

Ох, милая! Я тоже не могу больше терпеть!

Пряжка ремня звякнула. Стянул брюки вместе с трусами, бросил в сторону.

Вот, я уже нависаю над ней. Мы часто дышим, я впиваюсь в ее рот, задыхаясь от наслаждения, от ноготков, что слегка царапают спину, от прикосновения ее обнаженной кожи к моей, от того, как мягко скольжу в нее. Вхожу весь, до упора и мы одновременно стонем.

«Я сошел с ума!»

Двигаюсь медленно, словно пробуя каждый сантиметр ее упругих стенок. Но с каждым вдохом ускоряю темп.

Сердце выпрыгивает из груди. Бухает в висках. Я на грани, а судя по тому, как она напряглась внутри — она тоже. Еще немного… Еще…

Мы одновременно кончаем. Бурно. Со стонами. Я еще пару раз толкаюсь в нее, она изгибается и дрожит. Дышит прерывисто. От возбуждения ее соски настолько напряжены, что превратились в маленькие горошинки. Хочется их целовать.

С моего лба стекает капелька пота, мокрые волосы липнут к вискам. Наши взгляды встречаются. Я все еще в ней, и, кажется, готов на второй заход.

Медленно выхожу из нее, но не полностью, и так же медленно вхожу, наполняя до предела. Эмили выгибается и тихонько стонет, но не отводит взгляд. Да. Вот так. Смотри на меня.

Поднимаю ее ножки и кладу себе на плечи. Больше не сдерживаюсь, увеличивая темп, вколачиваюсь в нее так, что пошлые шлепки эхом разносятся по подвалу.

Эми покраснела и прикусила губу. Это что, смущение? Улыбаюсь. Впервые чувствую себя живым. Нужным. Желанным. Но главное, схожу с ума от желания сам.

В этот момент мне плевать на месть, на весь остальной мир. Хоть бы рухнул он в бездну. Главное, чтобы она была со мной. Была моей.

Милая! Долго тебя буду, очень долго.

Моя!

Глава 17

Эмили

Поцелуй перерастает в пожар, чего я совершенно не ожидаю. Нас обоих влечет друг к другу. Остро, неудержимо, обжигающе горячо. И безумно сладко. Сладость, с примесью горечи. Горько-сладкая страсть.

Папа строго следит за людьми, с которыми я общаюсь. Пресекает любые неугодные ему контакты. Поэтому я до сих пор без отношений, без намека на парня. Но Итан… Если бы мы встретились при других обстоятельствах, я бы не смогла устоять.

Я ведь до сих пор помню наш танец на корпоративе. Его горячие ладони и взгляд. Так на меня никогда не смотрели раньше.

Нет, я не забыла, что он сделал со мной. Прекрасно помню. Возможно, этот момент останется со мной до конца моих дней. Но почему-то мне кажется, что тот раз не доставил удовольствия не только мне.

Сейчас же все было иначе.

Никаких угроз, только нежность и забота. Умопомрачительная страсть. Буквально. Обжигающие, распаляющие поцелуи. Нежные прикосновения. Он не пытается сделать мне больно, наоборот. Каждое его касание словно наполнено любовью, теплом, исходящим из сердца. Я чувствую его. Слышу, как оно бьется. Гулко, глубоко, мощно.

Толчки внутри не вызывали боли, наоборот. От каждого его движения и прикосновения по телу расползались сладкие мурашки. Разве может быть так с человеком, которому ты безразличен? Думаю, нет.

Он становится больше внутри, тверже. Движения рваные, дыхание сбитое. А потом пульсирует, извергается в меня и это становится тем самым спусковым крючком. От удовольствия я сокращаюсь. Сжимаю его. По телу искры теплом разливаются. Мы словно единое целое. Будто одна душа на двоих.

Мы переводим дыхание. Лежим в обнимку. Я закинула на него ногу и рисую узоры подушечками пальцев на его щеке, а он нежно гладит меня по спине. Я все еще немного стесняюсь своей наготы, но рядом с ним почему-то спокойно.

Как же так вышло, что мой похититель, мой мучитель на самом деле добрый и отзывчивый человек? Мы оказались в одной лодке. Теперь главное, чтобы мы гребли в одном направлении.

— Ты… — боюсь спросить, но должна, обязана узнать и… — получил ответ?

Итан поворачивается ко мне. Наши взгляды встречаются. Не могу понять его эмоций: то ли он злится, то ли тоскует. Он берет мои пальцы в свою ладонь и подносит к своим губам. Так нежно и ласково, что я чувствую щекотку внизу живота и заливаюсь румянцем.

Если он сейчас скажет, что это не мое дело, то я буду спорить, пока не получу ответ. Я должна знать. Должна…

— Еще нет. — Кажется, что он не хочет говорить об этом.

Тоже не хочу этого, но я должна знать. Должна понять, где правда. Почему папа врет и что скрывает от меня.

— Тот отчет. — Продолжаю я. — О смерти мамы, он…

— Настоящий. — Итан сразу понимает, что я хочу знать. Не задает никаких вопросов.

— Но почему тогда…

Я хочу спросить: почему папа сделал липовый отчет и зачем обманывает меня, но и тут Итан понимает меня с полуслова.

— Потому что Морган помешан на деньгах. На прибыли и успехе компании в первую очередь.

— Но это же мама… — глаза