Соловейка. Как ты стала (не) моей - Полина Рош

своей длинной льняной рубахой. Нашелся ведун на княжью голову, и без его предсказаний князь понимал – нужно помочь народу. Холода бывали и раньше, кого ими напугаешь? Снег всё равно ляжет, укроет мир до весны, а люди должны укрыть жилища и себя.

Князь вышел из терема, чтобы глотнуть холодного воздуха и своим глазом окинуть застывшую природу. Почувствовать родную землю под ногами. Будто хотел, чтобы она ему сама хрустящей замёрзшей листвой, рассказала, чего ожидать. С заднего двора доносился лязг оружия и строгие окрики Ульва. Остромысл прислушался, но отвлекать его не стал, прошёл к забору и вышел на холм. Дорога по нему шла к городищу, петляла и ныряла в проулки. Сначала ему встречались большие, богатые дома с резными наличниками. Рачительные хозяева запасались дровами и утепляли коровники. Ниже ютились мелкие хижины, кое-как покрытые сверху соломой. Но и там хозяева как могли готовились к заморозкам: укладывали поверх соломы толстый слой дёрна, закрывали окна сеном и затыкали щели мхом, сушили песок, чтобы засыпать им подпол.

Князь заглядывал в каждый двор, в лицо каждого хозяина. «Перезимуете?» – спрашивал, хоть ни одной совсем непокрытой и худой продуваемой лачуги на своём пути не встретил. Мужики мрачно кивали, кивал им в ответ и Остромысл. Это его земля, его городище и его люди, нельзя отдать их морозу и волкам.

Под холмом в реке с деревянных мостков бабы полоскали белье. Остромысл обогнул их стороной и пошел крутым берегом Ольхи мимо зарослей облепихи. Там, между колючих кустов была тонкая тропка с горки прямо к воде. Сколько раз мальчишкой он по ней сбегал вниз, чтобы напитаться мудростью и силой, смыть тревоги и усталость. И даже взрослым мужем, уже воином, он не забывал наказ матери: после долгой дороги по чужой стороне он опускал в холодную воду ладони и понимал, что дома.

Набрав студëной воды, Остромысл плеснул в лицо, омыл шею. Пальцы свело от холода, он сжал их в кулак, наливающийся силой, и почувствовал, что всё может. Другой рукой зачерпнул горсть, напился, как вдруг услышал девичьи голоса. Они доносились по реке из-за кустов через хлопки белья по воде.

– И вовсе Райнар не сердитый, – сказала одна девушка, – он ласковый...

– Ласковый? – спросил второй голос с сомнением, и Остромысл сразу же узнал в нём Соловейку. – И ты совсем-совсем не боишься? Ну ты смелая! Хотя, я бы тоже не боялась! Я теперь смелость тренирую каждое утро.

– Это как? Как парень – смелость?

– А вот!

Послышался плеск воды, Соловейка с визгами и смехом забежала в ледяную воду, подобрав юбки сарафана и тяжелую косу. Вот отчаянная девка! Ходит на эту реку каждый день? Остромысл шагнул назад, не отрывая взгляда от девушки. Она пританцовывала, не слушая криков подружки, разбрызгивала воду вокруг себя, Остромысл сам не понял, как залюбовался. Такая она была весёлая и живая, как лесная птица, всё ей было нипочем: ни холод, ни жар, ни наказание. Князь смотрел на неё и сам будто напитывался жизнью, усталость и груз решений с него стекал вместе с водой по лицу. Шагнуть бы сейчас с весёлой задорной девчонкой в реку. Она бы взвизгнула и снова побежала.

Остромысл не помнил, какой Соловейка была, когда он в то утро вытащил её из воды. Наверное, испуганная, наверное, смотрела на него этими своими глазами. Какие они у неё? Он помнил только как она легла под его отцовскую карающую руку, и рубашка обтянула круглые ягодицы. Как она стояла у ритуальных костров вся в рябиновом соку и молоке. Но какой она была тогда… По плечам Остромысла пробежала судорога, захотелось увидеть её снова на своих руках в мокрой рубашке с прилипшими к щекам волосами.

Чтобы избавиться от наваждения, Остромысл встряхнул головой, закрыл глаза. Нужно возвращаться. Он вбежал по узкой тропке в гору и быстро пошел в терем. Ветер холодил влажную кожу и волосы. Остромысл чувствовал себя живым, сильным и ко всему готовым. Когда он так явно чувствовал, как жар впитывается в кровь и так обжигает изнутри? Когда только стал князем и вершил справедливый суд? Когда побеждал в битве своих врагов? Может, когда жена родила ему первенца? Или раньше? Чувство жизни распирало князя. Он поднялся на холм, с удовольствием хватая ртом воздух и чувствуя, как от быстрого шага сильнее стучит сердце.

На дворе княжеского терема было всё так же шумно. Дружинники тренировались во главе с дядькой-воеводой, а вместе с ними и старшие княжичи. Аяр и Корьян вдвоём против одного Райнара с двумя мечами. В распахнутом вороте рубахи Остромысл увидел на его шее сплетённую из красных нитей косицу – слюбились, стало быть, с молодой женой. Отец на него покрикивал, но парень и без того проворно сражался и сдерживал натиск княжичей. Корьян был как всегда резкий, порывистый, нападал-нападал-нападал, душил своими атаками. Аяр выжидал, следил, ловил нужный момент и попадал одним выпадом. Райнар отпихнул одного, отправил на землю другого. Могучий воин! Но братья не сдавались: оружия не выронили и тут же вскочили на ноги. Они оба были всклокоченные, разгоряченные, от перемазанных грязью рубашек шел пар. По всему было видно: не раз они уже падали, и каждый раз вставали. Его сыны! Мощь и умение придёт, а вот упорство ниоткуда не народишь, если богами не даровано.

Довольно пригладив бороду, Остромысл шагнул вперёд. Ульв его увидел и поклонился, все остальные воины и княжичи тоже поклонились, опустив, наконец, оружие в землю.

– Добрых воинов вижу, – сказал князь. – И руки крепкие и глаза меткие. Такие руки мне и нужны. Аяр, собирай свою дружину, завтра утром выходим в дальнее урочище на волков. Корьян остаётся на княжение.

Братья послушно склонили головы, едва справляясь с тяжелым дыханием. Аяр вскользь глянул на Райнара, Корьян едва заметно улыбнулся.

Всю ночь дружинники под окрики Райнара собирались в поход. Князь не спал, стоя перед ночным окном. Перед ним горбатой спиной кланялся холм с притулившимися к нему домами. Так же, как и утром Остромысл чувствовал в себе великую силу, чтобы защитить и этих людей под его боком, и тех, кто остались в дальнем, затёртом болотом и лесом урочище один на один со страшными зверями. Он не сомневался в себе, своём сыне и своих воинах. Но была на его душе еще одна дума, разгоняющая кровь. Не позволяющая лечь в кровать и укрыться тяжелым одеялом.

Зачем же Соловейка каждое утро ходит на