Короли-драконы. Их одержимость - Татьяна Демидова

От того, как он, совершенный, рельефный, властный — берёт меня, смотрит на меня, наслаждается мной — я вдруг вспыхиваю удовольствием, и Киран выдёргивает член из моего рта, наклоняется и впивается губами в мои губы.

Он выпивает мои стоны, лаская мою грудь, урчит от наслаждения.

А потом поднимает меня под мышки и мягко толкает на кровать. Падаю на живот и оглядываюсь на него.

Дух захватывает от его хищной красоты, идеального мускулистого тела и… взгляда, горящего, яростного, прожигающего меня до нутра.

Я ещё подрагиваю от удовольствия.

Киран подходит медленно. Сжимает мои щиколотки, тянет на себя, вынуждая меня вытянуться на покрывале во весь рост.

Он скользит ладонями вверх по моим икрам, задней поверхности бёдер, ягодицам, пояснице…

Властная ладонь давит между лопаток, вынуждая меня лечь полностью.

Киран подминает меня под себя, раздвигает коленями мои ноги.

Он опирается на локоть одной рукой, а второй гладит мои ягодицы и сжимает одну половинку, отводя её в сторону.

В тугое колечко ануса упирается крупная головка его члена.

— Киран! — пугаюсь я, — не надо, я…

— Тихо! — придавливает меня торсом. — Хоть раз сделал тебе сейчас больно?

— Нет, но я…

— И сейчас не будет. Ты красная графиня. Рождена для наслаждения с драконами. Не бойся ничего.

Сказав это, Киран с силой вдавливает свой крупный член в мой задний проход, глубоко, до самого корня.

— Киииррраааннн…

По всему моему телу разливается жаркая волна незнакомого удовольствия.

— Разве больно? — наваливаясь на меня, довольно шепчет Киран, прикусывая мочку.

— Нееет… ммм… ооо… Киран! Ещё!

И он даёт мне ещё.

Вторгается глубоко, быстро, сильно. Именно так, как я нестерпимо, до тьмы в глазах, до остервенения хочу!

— Киран! Пожалуйста! Ах! Ещё!

— Конечно, драгоценная моя. У нас целые сутки. Не надейся даже, что отпущу.

— Не отпускай… Оммм… Я же сейчааа…

Под веками, кажется, солнце вспыхивает.

Меня пронзает невыносимым, ярчайшим удовольствием.

Содрогаюсь под ним, трясусь, вою, комкаю в кулаках покрывало, а Киран замирает на мне, не позволяя двигаться, и с глухим рычанием, от силы моего удовольствия, изливается глубоко внутри меня.

Мне так хорошо, что сознание меркнет. Прихожу в себя от холодка очищающего артефакта. Киран поднимает меня и несёт меня в купальню.

Там, с ним, в горячей воде, в его безжалостных дарующих невыносимое наслаждение объятиях, я забываю обо всём.

Срываю голос, снова и снова дрожу от наслаждения. Полностью в его власти. За пределами стыда.

Теневой король берёт от меня всё. По-полной.

Имеет меня везде и всюду. Вертит мной как хочет. На животу, на боку, сзади, спереди.

Всё так, как он хочет.

Меня даже пугает, как сильно мне нравится всё, что он делает со мной.

В бреду, в самом безумном сне я не могла бы представить, насколько яркое наслаждение я испытаю с ним.

Не жалею ни о чём. Хотя нет. Об одном жалею.

О том, что отказала ему тогда.

Ведь я могла бы стать счастливой — с ним — ещё тогда.

Глава 14. Время

Киран снова сдержал слово.

За эти сутки он взял от меня всё. И даже больше.

Он взял моё сердце. Я теперь безраздельно принадлежу ему.

Не знаю, когда это произошло. Но точно не тогда, когда от нестерпимого наслаждения кричала его имя под ним.

Возможно, когда он держал меня в бережных объятиях в купальне, лаская мои губы неторопливым поцелуем.

А может, когда мы, полностью голые, отдыхали на балконе его спальни на мягком диване за круглым столиком, и он кормил меня сладчайшим виноградом с рук.

Или, когда он давал мне небольшой отдых, и я забывалась коротким сном, а потом просыпалась в его объятиях, встречая его задумчивый ласкающий взгляд.

Впрочем, не важно.

Я просто поняла, что в какое-то из мгновений в эти безумные сутки Киран взял с моим телом и моё сердце.

Поняла в тот самый час, когда он посадил меня в экипаж и сказал, что нам нельзя больше видеться, иначе Гердар нас точно найдёт раньше времени.

— Я разберусь с братом, и после этого найду тебя. О дочери не беспокойся. Твои враги не доберутся до неё.

Киран и здесь сдержал слово.

Я и теперь оказалась полностью свободна. Жила в королевстве под амулетами чужой личины, с новыми документами, полностью обеспеченная, не нуждающаяся ни в чём, кроме сведений об Оливии и близости с Кираном…

Я знала всё об Оливии, и ничего о Киране.

Только раз в неделю мне продолжали доставлять ярко-красные свежайшие розы с белоснежной карточкой.

На этот раз на карточках не было адреса.

Только краткая надпись, каждый раз одинаковая.

«Пока не время, но я вернусь к тебе за своим сердцем. Оно, моя Ами, теперь у тебя».

Каждый раз, когда я читала эту фразу, я улыбалась.

И ждала. Моего теневого короля.

Оливия устроилась на работу. Ещё я узнала, что заболела её сестра из приёмной семьи, которую она считала родной.

Моя девочка с ног сбивалась, чтобы заработать.

И у меня не было ни одного способа ей помочь.

Киран прямо мне это запретил, передав послание через моего верного слугу Барлена, который продолжил служить мне, оставаясь моей единственной нитью с Кираном.

Впрочем, я всё равно искала способы помочь дочери, и каждый раз понимала правоту Кирана.

Нельзя было вмешиваться. Любая моя попытка передать деньги на лечение будет отслежена и поставит под удар не только меня, но, чего никак нельзя было допустить — и Оливию, и её приёмную семью.

Я оказалась зрителем без единой возможности влиять на происходящее.

С одной стороны — король драконов, просеивающий всё королевство через мелкое сито, чтобы найти меня.

С другой — безопасность Оливии. И не только её, но теперь и её приёмной семьи.

Теперь Оливии грозили не только мои враги, желающие сделать её красной графиней. Но и постоянная угроза, что её найдут принцы.

Решение остаться под защитой Кирана, довериться ему, было одним из самых сложных.

Сколько бы я не просчитывала вариантов, как бы не искала способы хоть сколько-то повлиять на ситуацию, везде наталкивалась на одинаковую стену: малейшая моя попытка что-то узнать, сделать, гарантированно привела бы к пробуждению проклятья красных графинь в Оливии.

Или же мои враги смогли бы наконец, пленить меня и использовать меня для своих целей.

Не вмешиваться было невыносимо. Но я смогла.