На краю несбывшихся надежд - Оксана Алексеевна Ласовская

я и оглянулась на сестру, решая, можно ли при ней посвящать постороннего в столь интимные подробности. Но делать было нечего, пришлось говорить правду. Вика во время моего рассказа вся сжалась, побледнела, но стойко молчала.

Доктор выслушал меня и задумчиво постучал карандашом по столу, разглядывая Вику.

— Вот что, голубушки, — наконец заговорил он. — Девушку я оставляю в больнице.

Прежде чем начать лечение, нужно сделать ряд анализов.

— Каких анализов? — удивилась я. — Зачем? Вы же психотерапевт, какие могут быть анализы в вашей работе? Или вы имеете в виду тесты?

— Девушка, не нужно так тарахтеть! — возмутился Валерий Павлович. — Какие тесты? Зачем вашей сестре тесты? Я имею в виду обычные анализы!

— Но зачем они ей? У нее проблема в голове!

— Вы у нас кто? Врач? — ехидно прищурившись, спросил доктор. — Нет? Тогда не спорьте со мной! Вы что думали, я сейчас с ней побеседую, она придет домой и будет лопать блинчики с котлетами? Я думаю — нет, я практически уверен, что у вашей сестры анорексия! А она лечится не только словом!

— Но я думала, анорексия — это болезнь диетиков… — пробормотала я. Мне внезапно стало жарко, и, схватив со стола листок, я принялась обмахиваться им.

— Всякое бывает. Ну, так что, будем оформлять вашу сестру в стационар?

— Будем, — со вздохом ответила я. Оставлять Вику одну категорически не хотелось, но что я могла?

— Я не хочу в больницу! — подала голос сестра.

— А жить хочешь? — жестко спросил Валерий Павлович.

К моему ужасу, Вика задумалась над вопросом, в то время как любой нормальный человек сразу бы ответил «да»!

— Ну, так что? — настаивал доктор, требуя немедленного ответа.

— Наверное, да… — выдавила из себя Вика.

— Господи, ну что ты несешь! — не выдержала я. — Что значит — наверное?!

— Успокойтесь, Мирослава! — повысил голос Валерий Павлович. — Поверьте, это не самый худший ответ на вопрос, в своей практике я слышал и категоричное «нет».

— И как? Это «нет» превращалось в «да»? — жалобно спросила я. Почему-то резко захотелось плакать. Даже не просто плакать, а реветь навзрыд.

— Превращалось. Вы не переживайте, — неожиданно улыбнулся врач. — Мы сделаем все, чтобы к Виктории вернулась любовь к жизни.

— Спасибо. — Я поерзала на стуле и задала вопрос, который мучил меня больше всего: — Скажите, сколько будет стоить лечение Вики?

— Поговорим об этом позднее. Приходите ко мне завтра, в такое же время. Все анализы будут готовы, мы будем знать, как выстроить лечение, тогда и обсудим оплату.

— Хорошо, — кивнула я и встала. — Вика, ты ничего не бойся, — я села рядом с сестрой и обняла ее за плечи. — Здесь тебе ничего не грозит. Все будет хорошо. Ты мне веришь?

— Верю, — кивнула Вика, но в глазах ее стояли слезы.

— Я пойду?

— Да идите уже! — поторопил меня Валерий Павлович.

С тяжелым сердцем я покинула его кабинет. Вика оставалась одна, и мне было безумно страшно за нее.

У Степки тоже не вызвало восторга то, что сестренка осталась в больнице. Всю дорогу домой он ворчал и угомонился только дома, свернувшись калачиком под одеялом.

Я же за ночь не сомкнула глаз. Так и просидела до рассвета на кухне, думая, как нам быть дальше. На время отсутствия Вики Степка перебрался в ее кровать, так что я могла сидеть на любимом диванчике, никому не мешая. У моих ног лежал Пушок, то и дело поднимая лохматую голову и смотря на меня внимательными блестящими глазами.

— Что, милый, сочувствуешь, да? — я нагнулась и погладила пса по голове. Он в ответ лизнул мне руку теплым языком.

В бок что-то ткнулось, и я вздрогнула, но, обернувшись, увидела лишь кота Рыжика. Гордый неприступный котяра тоже явился пожалеть меня. Уютно урча, он свернулся клубком у меня на коленях.

Даже животные понимали, насколько мне сейчас тяжело, и старались приободрить как могли… От осознания этого у меня из глаз полились слезы. Еще ни разу в жизни меня никто не пожалел! И пусть это были всего лишь животные, от их присутствия у меня вдруг появилось желание бороться. Да что я, в самом деле? Я со всем справлюсь! Я найду деньги и вылечу Вику! Чего я раскисла? Прорвемся, бывало и похуже!

На следующий день я сидела в кабинете Валерия Павловича. Врач встретил меня приветливо и даже, заметив, что я дрожу от холода, предложил чая. От чая я отказалась и попросила скорее рассказать про Вику.

— Сейчас принесут результаты анализов, и я вам подробно все расскажу, — пообещал доктор.

Результаты принесли только спустя пятнадцать минут, и я уже вся извелась от ожидания и успела накрутить себе много лишнего.

— Спасибо, Мариночка, — поблагодарил медсестру Валерий Павлович и уткнулся в принесенные бумажки.

— Неужели вы их до сих пор не изучили! — не выдержала я. — Ведь наверняка уже знаете, что грозит Вике, но для чего-то тянете время!

— Какая вы нетерпеливая, — покачал головой доктор и отложил бумаги в сторону. — Ну, слушайте. Как я и говорил, у вашей сестры истощение организма. Из-за сильного, я бы сказал, сильнейшего, просто непереносимого для ее психики стресса ее организм перестал принимать пищу. Я вчера поговорил с Викторией и пришел к выводу, что ее состояние напоминает анорексию, с тем лишь отличием, что до анорексии человек доводит себя сам бесконечными диетами, а состояние Вики от нее самой не зависит. При любом попадании еды в желудок у нее начинается рвота, болит живот. У нее выпадают волосы и сильно повреждены зубы. У нее перебои в ритме сердца, так называемая аритмия. У нее, молодой девушки, уже несколько месяцев не было менструаций. Ей постоянно холодно, хотя это-то как раз неудивительно, у нее наблюдается полное отсутствие жировой ткани. Скажите, как давно она не ест? Когда это все произошло? Сама Вика путается в датах.

— Я тоже точно не знаю, — призналась я. — Я долгое время не жила вместе с сестрой и даже не знала о произошедшем. Где-то примерно месяцев девять-десять назад. Степа, наш брат, говорит, что первое время Вика еще могла хоть чуть-чуть что-то съесть, а в последнее время она живет сугубо за счет молока. Просто выпивает пару стаканов молока в день и все, да и то с боем. Но говорит, что и от молока ее тошнит.

— Все правильно, — кивнул Валерий Павлович, выслушав меня. — Очень скоро ее организм перестанет принимать и молоко.

— Ее что, нельзя вылечить? — похолодела я, чувствуя, что пол подо мной закачался.

— Не скрою, состояние вашей сестры критическое. Шанс на выздоровление маленький, но он есть. Мы сделаем все,