Развод в 40. Счастье на десерт - Лия Пирс

молниеносно. Он сделал один резкий шаг вперед, его рука со скоростью змеи впилась в дорогой галстук Олега и грубо прижала его к стене. Тот ахнул от неожиданности, ударившись затылком о бетон.

— Ты правда думаешь, я не видел документов твоей фирмы? — голос Игоря стал ниже, холоднее, и каждое слово падало, как отточенная сталь. — Я видел достаточно. Достаточно, чтобы понять: если я начну копать, причем целенаправленно и со знанием дела, то в тюрьму отправишься не только ты, но и твой братец-бухгалтер, и твой папаша–собственник, то есть добрая половина твоей дорогой семьи.

Олег замер. Его глаза, еще секунду назад полые ненависти, теперь округлились от чистого, неприкрытого страха. Он пытался высвободиться, но хватка Игоря была железной.

— Серьёзно считаешь, что мне будет сложно аккуратно упаковать и передать всё это в соответствующие органы? — продолжал Игорь, не ослабляя хватки. Его лицо было всего в сантиметре от лица Олега. — Если ты не оставишь Елену и дочь в покое прямо сейчас, навсегда, я займусь этим лично. И тогда у тебя не останется ровным счётом ничего.

Олег сглотнул с таким усилием, что было слышно, как у него пересохло в горле. Его самодовольство испарилось без следа, сменившись панической, мечущейся мыслью в глазах. Он резко, почти грубо отстранился, когда Игорь наконец разжал пальцы.

— Ещё пожалеете. Оба, — выдохнул он уже без всякой убедительности, голос срывался на фальцет. И, не глядя больше ни на кого, развернулся и почти бегом, спотыкаясь, зашагал к выходу, стараясь сохранить остатки достоинства.

Я прислонилась к прохладной стене, чувствуя, как дрожь пробивает всё тело. Сердце колотилось, где-то в горле, бешено и громко. Я смотрела на Игоря широко раскрытыми глазами, в которых смешались шок, облегчение и леденящий ужас от того, что только что произошло.

— Игорь… — выдохнула я, и голос мой был беззвучным шёпотом. — Ты правда…

Он повернулся ко мне. Его лицо было серьёзным, но спокойным. Ни тени злорадства или возбуждения после только что произошедшей схватки.

— Я не блефовал, — сказал он просто, проводя рукой по лицу. — В его бизнесе столько теневых схем, что хватит на несколько уголовных дел. Я увидел это, когда готовился к процессу. Но, — он посмотрел на меня прямо, — лучше, чтобы до этого не дошло.

* * *

Сквозь легкие льняные шторы пробивались лучи утреннего солнца, в которых танцевали пылинки. Я стояла у плиты, ловко переворачивая румяный блин на сковороде, и аромат ванили, горячего масла и свежесваренного кофе заполнял собой пространство, создавая ту самую, неповторимую атмосферу дома.

За спиной послышались сонные, шаркающие шаги.

— Так вот, что так божественно пахнет, — произнес низкий, ещё немного хриплый от сна голос.

Я не могла сдержать улыбки и обернулась. В дверном проёме стоял Игорь. Босой, в простой серой футболке, которая мягко облегала торс, и в мятых домашних штанах. Его обычно идеально уложенные волосы были сейчас чуть растрёпаны, а на лице застыло выражение спокойного, умиротворённого уюта.

— Осторожно, Кузя, под ногами вертится, — добавила я, глядя вниз с лёгкой усмешкой.

Наш уже заметно подросший котёнок деловито терся о его голени, громко и требовательно мурлыча.

— Тебе блины с малиновым вареньем, ему молоко, а мне, пожалуйста, хоть пять минут утренней тишины, — рассмеялась я, сбрасывая очередной румяный блин на стопку.

Игорь подошёл сзади, обнял меня за талию и притянул к себе. Его объятия были тёплыми и надёжными. Он легко, почти невесомо поцеловал меня в висок, и это простое прикосновение заставило сердце трепетно екнуть.

— Тишина тебе не светит, — прошептал он прямо в ухо, и от его дыхания по коже побежали мурашки. — У тебя же на носу открытие второй кофейни, моя неутомимая бизнес-леди.

В этот момент в кухню ворвалась Саша. Заспанная, в огромной футболке, с растрёпанными волосами и сразу потянулась к кофемашине.

— Кофе… жизненно необходимо… — пробормотала она, щурясь от яркого света.

Я поставила на стол большую тарелку с горкой ещё тёплых блинов, и мы уселись рядом. Игорь налил Саше кофе, я отодвинула Кузе блюдце с молоком. Всё было просто. Так правильно и так гармонично, что где-то глубоко внутри, в самой душе, всё сжималось от щемящей, почти болезненной благодарности за эту простую, такую хрупкую и такую бесценную нормальность.