Развод в 40. Счастье на десерт - Лия Пирс

Сердце мое сжалось. Я посмотрела на витрину, на его стоптанные кеды, и без раздумий достала самый пухлый, самый красивый эклер.

— Конечно, солнышко. Вот, как раз сегодня акция — первый эклер для будущего постоянного клиента бесплатно! — я протянула ему лакомство, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

Мальчишка сначала не поверил, а потом одарил меня такой смущенной, и сияющей, что у меня в груди защемило.

Так и пошло. День за днем я вставала в пять утра, когда город еще спал. Включала свет на кухне, и начинался мой балет: месила тесто, взбивала кремы, варила карамель, ставила в печь противни. Усталость к вечеру была дикая, до боли в спине и дрожи в ногах, но она была какая–то особенная.

Кузя, между прочим, тоже официально «трудоустроился». Он облюбовал подоконник у входа и сидел там, как лондонский страж у Букингемского дворца, встречая клиентов своим важным кошачьим взглядом. Многие студенты и молодые мамы с детьми сначала заходили «на котика», а уж потом, как бы невзначай, покупали и по пирожному. Кузя стал нашей местной достопримечательностью.

И вот однажды, в один из таких уже привычных дней, когда я наводила лоск, полируя стеклянную витрину до блеска, дверной колокольчик звонко возвестил о новом посетителе.

Вошёл мужчина. Высокий в идеально сидящем строгом темно–синем костюме. В глаза сразу бросились его широкие плечи, крепкая фигура, тёмные волосы с лёгкой сединой на висках. Чёткие скулы, прямой нос и взгляд серых глаз, от которого хотелось спрятаться. Он выглядел так, будто несёт на себе полмира, и ещё чуть–чуть.

Он бегло, оценивающе оглядел помещение, его взгляд скользнул по полкам с вареньем, по скрипящим стульям, задержался на Кузе, который лишь презрительно прищурился в ответ, и наконец уставился в меня.

Он неловко кашлянул и произнес низким, немного хриплым голосом, сорванным, показалось мне, то ли от простуды, то ли от сигарет:

— Один эспрессо. И… этот, с шоколадом, — он кивнул в сторону витрины с эклерами.

Глава 6

— С сахаром? — спросила я, ставя перед ним маленькую фарфоровую чашку, из которой поднимался терпкий пар.

— Без, — коротко бросил он, даже не взглянув на меня, и переместился за столик у окна. Он двигался легко и бесшумно для своего роста, словно крупный хищник, привыкший экономить энергию.

Я принялась вытирать уже и без того сияющий прилавок, украдкой наблюдая за ним. Он сидел с неестественно прямой спиной, будто его позвоночник был собран из стальных прутьев, а не из позвонков. Каждый его жест был точен, минималистичен и лишен всякой суеты. Мужчина–скала, — промелькнуло у меня в голове.

Только скалы, как известно, холодные и молчаливые. Он внезапно поднял на меня взгляд. Его глаза были неожиданно светлыми, серыми, как мореный дуб, и пронзительно внимательными.

— Вы здесь недавно? — спросил он.

— Да, — я невольно улыбнулась, поймав себя на том, что нервно тереблю край фартука. — Неделю, как открылись.

— Понятно, — кивнул он, и его взгляд снова скользнул по интерьеру, будто считывая информацию. Он сделал небольшой глоток кофе, затем откусил ровно треть эклера. Его брови, густые и темные, почти неуловимо поползли вверх. Он не изменился в лице, не сделал комплимент, но это микродвижение было красноречивее любой оды. Мне показалось, что это самая высокая похвала, на какую только способен этот человек.

— Хорошо, — произнес он после небольшой, выдержанной паузы.

Я не сдержала легкого, искреннего смешка.

— И это всё? Просто «хорошо»? — подняла я брови. — Для женщины, которая встала в пять утра, чтобы замесить тесто, взбить крем и довести до блеска каждую эту хрустящую штучку, «хорошо» звучит как «терпимо, но могло бы быть и лучше».

В уголках его глаз, таких серьезных и строгих, вдруг промелькнула легкая, почти призрачная тень улыбки. Она не тронула губ, но на мгновение полностью преобразила его суровое лицо.

— «Хорошо» — значит, я вернусь, — пояснил он своим глуховатым, хрипловатым баритоном.

— Ну, что ж, — я сделала вид, что смахиваю невидимую пылинку с витрины, стараясь, чтобы голос звучал так же непринужденно. — Тогда буду ждать, но в следующий раз настоятельно рекомендую попробовать чизкейк. Эклеры хвалят все, а вот чизкейк моя личная гордость.

Он кивнул, встал, допил последний глоток кофе и подошел к кассе. Расплачиваясь, он взглянул на меня прямо.

— Игорь, — сказал он коротко, протягивая руку через стойку.

Его ладонь была теплой и широкой.

— Елена, — ответила я, и почувствовав, как по коже пробежал почти забытый трепет.

Он еще раз коротко кивнул, развернулся и вышел. Дверной колокольчик мелодично звякнул ему вслед.

Я застыла на месте, глядя на захлопнувшуюся дверь, за которой растворилась его высокая, прямая фигура и поймала себя на том, что все еще чувствую на своей ладони тепло его прикосновения.

* * *

Игорь появился снова ровно через два дня, потом еще через три, а потом я просто перестала вести этот негласный счет. Он стал такой же органичной частью ритма моей пекарни, как бархатный запах свежего хлеба по утрам, мелодичный перезвон дверного колокольчика или мерное урчание Кузи на его подоконном посту.

Он всегда приходил в одно и то же время, ближе к концу дня, когда основная суета уже стихала. Всегда занимал один и тот же столик у окна. Его порядок был неизменен: черный эспрессо, без сахара, без молока, и одно пирожное. Вскоре я стала заранее откладывать для него самый красивое, но каждый день разное.

Однажды, разнося его заказ, я поставила чашку, и наши пальцы случайно соприкоснулись. Его рука была теплой, и он не отдернул ее сразу. Мы замерли на мгновение, которое растянулось и наполнилось густым, сладким, как карамель, молчанием. Я почувствовала легкое покалывание в кончиках пальцев и отвела взгляд первой, смущенно улыбнувшись.

С тех пор эти мимолетные касания стали происходить чаще. Когда я передавала ему салфетку, когда он брал сдачу. Каждый раз это было на грани вежливости, но длилось на секунду дольше, чем было необходимо. И каждый раз я ловила на себе его внимательный, будто сканирующий взгляд. Он смотрел на меня, когда я, отвернувшись, взбивала крем или украшала десерты, и я чувствовала этот взгляд буквально кожей, как легкое, согревающее прикосновение.

Как–то раз, в особенно тихий вечер, я набралась смелости. Подходя к его столику, чтобы