Призрак дождя - Маргарита Дюжева

а также сразу две фляги с водой и маленький кулек красницы, прекрасно утоляющей голод и приглушающей жажду. Еще я нашла холщовый мешочек, в котором болталось десять монет — целое сокровище для обитателей приюта.

— Ох, Эль, — простонала я, смахивая с ресниц непрошенные слезы, — спасибо тебе.

Я не знала, как дальше сложится жизнь, и что ждет меня впереди, но поклялась себе, что вернусь за подругой и заберу ее из проклятого Брейви-Бэй.

Обед в приюте оказался весьма кстати. Я была сыта, поэтому позволила себе лишь немного помочить губы и сделать один единственный глоток из фляги. Вода была теплой и неприятной на вкус, но главное, что была. Нож я сунула в карман, остальные вещи сложила в просвет между ящиками, прикрыла сверху соломой и затаилась, страшась того, что должно произойти дальше.

Ждать пришлось недолго. Наверху раздались голоса и топот тяжелых сапог. Кто-то спускался на нижнюю палубу, ругаясь настолько заковыристо и пошло, что у меня закалило щеки от стыда.

Потом корабль задрожал. Качнулся из стороны в сторону и пришел в движение, покидая пристань Брейви-Бэй.

Я уезжала с острова, на котором провела всю жизнь, и даже представить не могла, как дальше сложиться моя судьба.

Глава 5

Путешествие оказалось не из легких. Практически все время я проводила в закутке между ящиками. Запах рыбы намертво въелся в мою кожу и волосы, мышцы задеревенели и отказывались слушаться, а солома насквозь исколола бока. Та же тюрьма, что и в приюте, только еще меньше. И страшнее.

Я слышала, как мужчины переговаривались над моей головой, как ругались, а вечерами распевали неприличные песни. Слышала такие разговоры, которые молодым девушкам слышать не стоило, и внутренне содрогалась от одной мысли, что меня могут обнаружить.

В камере лазарета мне казалось, что главное – вырваться с Брейви-Бэй, а дальше все наладится само собой. Но теперь я болталась посреди Седого Моря на старом корабле, в окружении команды, состоящей далеко не из аристократов, и моя уверенность стремительно угасала. Я как мышка выглядывала из своей норки и молилась, чтобы меня никто не нашел.

Судя по обрывкам разговоров, которые до меня доносились, при попутном ветре путь от острова до Большой Земли должен занять неделю. Чтобы продержаться это время, я разделила свои скудные запасы на семь небольших кучек и не позволяла себе брать ни кусочка больше, хотя постоянно хотелось есть. Тоже самое с водой. Приходилось экономить и считать глотки, в противном случае я могла остаться без питья еще до того, как корабль пришвартуется в порту, и тогда придется покидать укрытие в поисках воды.

Впрочем, один раз в день, когда вся команда понималась наверх, и на палубе гремели приказы капитана, я выбиралась из своей норы, чтобы сделать несколько шагов, размяться и освежиться.

Ориентируясь на свет, пробивающийся через люк, я считала дни и ножичком делала зарубки на ящике. Первый день, второй, третий.

Время тянулось удручающе медленно. Я будто вязла в грязной вате, иногда проваливаясь в полусон, иногда зажимая себе рот рукой, чтобы не завыть в голос. Стены давили на меня, жара душила, а постоянное покачивание кружило голову.

Я мечтала лишь о том, сбежать из вонючего трюма и почувствовать под ногами твердую землю. А еще хотелось воздуха. Так чтобы вдохнуть полной грудью, наслаждаясь запахом свежего скошенного луга.

Увы, это казалось несбыточной мечтой, потому что на четвертый день случилась беда.

Поднялся сильный ветер и море разволновалось. Смоленый корпус скрипел от натуги, едва справляясь с буйством стихии, когда корабль словно утлую щепку кидало по волнам.

В один из кренов ящики пришли в движение. Я едва успела выбраться наружу, как они с треском наехали друг на друга, а вот вещам моим не повезло. Мешок исчез где-то в глубине завала, но что самое страшное — с надрывным шипением треснула фляга.

Я осталась без воды и без уже привычного укрытия.

Внутренности трюма смялись и перемешались. Ящики, тюки, бочки катались от борта до борта и сталкивались между собой. Иногда они не выдерживали, и тогда их содержимое разлеталось во все стороны. Так треснула одна из бочек с соленой рыбой, щедро плеснув чешуей на пол.

Я ухватилась за распорку, обняла ее, прижимаясь всем телом, и молилась о том, чтобы меня не раздавило и не размазало по стенам.

Море ярилось. Бросалось на одинокое судно с неудержимой яростью, пытаясь сломить сопротивление и утащить в темную пучину, но корабль держался. Сквозь грохот и рев волн, прорезался жесткий как сталь голос капитана, стоящего у штурвала и отдающего хладнокровные приказы.

Он победил. Спустя несколько часов, которые показались мне вечностью, швырять стало меньше, а потом и вовсе наступил штиль. Только облегчения это не принесло, потому что сверху донеслось грозное:

— Привести трюм в порядок!

Ну вот и приплыли…

Я с трудом отлипла от переборки, сделала пару шагов, неуклюже размахивая руками, и чуть не повалилась навзничь, поскользнувшись на рыбьем хвосте. Внутри еще штормило и скудный завтрак просился наружу, а у меня даже не было времени придти в себя, потому что на лестнице уже раздавались неровные шаги и усталые голоса.

Спотыкаясь и падая, я ринулась через разбросанное добро в самый темный конец трюма. Нашла какую-то свалку – завязанные тюки вперемешку с добром из тех, которые не выдержали и разъехались по швам – и нырнула в эту кучу, стараясь забиться как можно дальше. И уже плевать было и на вонь, и на неудобства, и на бунтующий в желудке завтрак.

Только бы не нашли.

По узкой скрипучей лестнице в трюм спустились пятеро. Сквозь узкий просвет между барахлом я наблюдала за тем, как они стоят, потирая макушки:

— Руки поотрывать тому, кто крепил товар.

— А его кто-то крепил? — спросил здоровяк с голым торсом и смачно сплюнул на загаженный пол, — на этих островах такая духотень, что башка не варит. Побросали, поди, как придется и ушли.

— Вот кто бросал, тот пусть идет и разгребает эти завалы.

— Так иди и скажи об этом капитану, — осклабился самый щуплый их них. Голос у него был шепелявый и с присвистом.

— Чтобы он меня за борт отправил? Нет уж.

Они принялись за уборку. Раскатывали по сторонам бочки, выставляя их ровными рядами, со скрипом сдвигали ящики, которые еще недавно летали по трюму так, будто ничего и не весили, собирали передавленную рыбу.

А потом случилось то, чего я