Кавказский отец подруги. Под запретом - Рокси Нокс

Мысль о том, что она стояла здесь, обнаженной, и мылась моими средствами — не дает эрекции опасть.

Член ноет от неудовлетворенности, и мне приходится сильно сжать его пальцами.

Шайтан!

Перед глазами стоит голая Алла, ее розовые соски топорщатся, грудь вздымается от волнения. Я волную ее, о да! Ее кожа покрыта капельками воды, и я слизываю влагу с ее острых вершинок.

Мои пальцы касаются ее промежности и раздвигают ее влажные губки. Они такие маленькие, бархатные, аккуратные…

Кончик моего указательного пальца нетерпеливо проникает в ее узкую щелочку, Алла закатывает глаза от удовольствия и позволяет мне ввести его глубже, чуть-чуть разведя бедра. А затем я… кончаю, брызжа на стеклянные стенки душевой.

Твою же…

В голове пусто, словно ее набили ватой.

Касаюсь лбом прохладной стенки и наконец отпускаю член.

Я дрочил, фантазируя о своей студентке. О том, как сунул ей палец в вагину. И мне кабздец как стыдно, что я веду себя как малолетний пацан.

Понимаю, что в реальности такого никогда не произойдет.

Этого не будет! А о фантазиях моих никто не узнает.

Набрасываю на себя халат и выхожу из ванной.

Завтрак и работа. И никаких крамольных мыслей об Алле Астаховой больше!

Одеваюсь к столу и прошу Тину позвать Аллу и Самиру на завтрак. Девчонка после неловкого момента будет старательно меня избегать. Думаю, ей все-таки стыдно.

Едва Алла появляется в столовой, как у меня всё по новой оживает в штанах. Да вашу ж…!

На ней трикотажная розовая юбка до колена и такой же топ с длинным рукавом, открывающий животик. На ее фигуре костюм сидит в обтяжку, и она похожа на Барби.

Так и хочется усадить эту куклу к себе на колени, впиться в ее совершённый рот и заставить ее скакать на моем члене…

— Утра, пап, — голос Самиры приводит меня в чувство.

— А где слово «доброе» затерялось? — спрашиваю мрачно, чувствуя, как в штанах поджимаются яйца.

Алла садится за стол и старается на меня не смотреть. И правильно делает, потому что у меня сейчас такой вид, будто я вот-вот взорвусь. От сексуального желания, преследующего меня, как подростка в пубертате.

— Приятного аппетита, Булат Муратович, — говорит Астахова, беря вилку.

— И вам того же, — буркаю, отводя глаза от розового совершенства.

Как есть омлет, когда у тебя стоит? Интересно, на ней есть трусы?!

Голод и стояк — это вообще две несовместимые вещи.

— Пап, можно я сегодня пойду на учебу? — спрашивает Самира.

— Нет. Ты еще не до конца здорова.

Я даже благодарен дочке за то, что она завела этот разговор. Спор с ней отвлечет меня от похотливый мыслей.

— Я в порядке, правда.

— Врач тебе что сказал? До пятницы будешь сидеть дома.

— Ну, па-ап, — дует губы Самира.

— На улице прохладно, дождь. Хочешь воспаление легких схватить? Нет, Самира. Ты будешь выполнять все рекомендации нашего доктора.

— Вот всегда ты так!

— Как?

— Излишне строг ко мне. Запрет на запрете. Ты меня душишь, давишь ими…

— Меня заботит твое здоровье. И я вовсе не хочу тебя давить запретами. Просто мне виднее, что для тебя лучше. Хватит уже спорить, бери вилку и ешь!

Встаю из-за стола и раздраженно бросаю салфетку на столешницу.

— Тина, подай мне кофе в кабинет! — прошу экономку.

— Хорошо, Булат Муратович, сейчас.

Ухожу, ощущая на себе наблюдающий взгляд Астаховой. Даже странно, что она не вступила в спор, сидела молчала. Не похоже на нее. Значит и вправду стыдно даже глаза на меня поднять. И это хорошо, что она не бесстыдная девка, выставляющая себя напоказ. Помнится, на днях я обвинял ее в этом грехе, говорил, что она такая.

Так что же меня так триггерит в ней?

То, что она такая красивая, открывает свою красоту другим?

Я привык, что наши женщины прячут прелести под закрытой одеждой. Мы не ревнуем своих жен, зачем?

А то, что я испытываю к этой девчонке, напоминает мне ревность. Не для меня же она так вырядилась! Пойдет на улицу, а там парни начнут к ней подкатывать, приставать, номерок просить. И не запрёшь ведь ее дома. Не имею права…

Вместо утреннего просмотра новостей за чашкой кофе, я снова думаю о ней. Даже не заметил, как кофе проглотил! Всё удовольствие испорчено. Гнать бы ее, конечно, от себя подальше, но я же обещал помочь.

Встаю и возвращаюсь в столовую. Девчонки оживленно о чем-то болтают. Никак меня обсуждают, какой я паскуда бессердечный, и не поездишь на мне.

И при моем появлении расслабленный вид Астаховой и ее улыбка исчезают. Плечи ее опускаются, а глаза упираются в чашку с напитком.

— Алла, давай мне номер своей матери. Я хочу поговорить с ней.

Она вздрагивает и удивленно смотрит на меня. Кажется, я впервые назвал ее по имени. И лично для меня это переход красной черты, которую я сам же воздвиг в отношениях со студентками. И дистанцию впредь сохранять будет очень трудно…

Глава 14

Зачем Шерханову номер моей мамы? Чтобы что? Стремно как-то, но диктую цифры. Кстати, я до сих пор не знаю, встретился ли Булат Муратович с Виктором!

— Я хотела спросить… — поднимаю на него глаза. — Вы говорили с моим отчимом?

— Говорил, сейчас скину тебе кое-что, посмотри.

Следом мне в мессенджер прилетает видео, на котором Виктор обязуется не подходить ко мне близко. Вот это да! Как это у него получилось так его разговорить? Наш препод явно владеет какими-то секретными методиками.

— Спасибо… Значит, я могу возвращаться домой?

— Я бы тебе не советовал, — отвечает Шерханов. — Сначала я поговорю с твоей мамой.

— Да, но…

— Оставайся у нас подольше, Алл, — влезает в разговор Самира. — С тобой мне не так одиноко. Папа ведь не против, оставайся.

Смотрю на Булата Муратовича, и тот едва заметно кивает.

Подумать только, он не против, чтобы я еще пожила у них! А как же мое плохое влияние на Самиру? Не боится, что собью ее с пути истинного?

— Что ж, ладно, спасибо. Неделя — не больше. Мать уже скоро вернется.

Самира с улыбкой чмокает меня в щеку.

— Супер!

— Ладно, я поехал, — говорит папа Булат. — Если будет что-то нужно звоните.

— Я тоже поеду, — встаю с места.

— Куда?

— На работу.

— Прям так и поедешь? — спрашивает он, красноречиво окидывая взглядом розовый костюм.

— Нет, еще сверху плащ накину.

И чем ему не нравится мой вид? Сам же глазел на меня во время завтрака, пока не