Карнавал Хилл - Кэролайн Пекхам

меня начались первые месячные. Ты был со мной, когда я угнала свою первую машину. Ты был рядом, когда я плакала, потому что скучала по родителям, которых даже не знала, и я плакала, потому что ты ненавидел тех, которые были у тебя. Ты знаешь меня. Так что посмотри на меня. И скажи, что я лгу об этом. — Я запустила пальцы в его волосы, полностью подставляя его поврежденный глаз свету комнаты и убеждаясь, что я не скрыла ни единой частички того, что я чувствовала к нему, позволяя любви, которую я хранила в своем сердце к нему, и облегчению, которое я испытала, обнаружив его живым, смешаться с гордостью, которую я чувствовала за то, каким сильным он был, работая над восстановлением после всего, что Шон с ним сделал. Я хотела, чтобы он увидел все это во мне и знал с полной уверенностью, что меня не волнуют шрамы или что-то в этом роде, потому что все, что меня волновало, — это он.

Я наклонилась вперед и запечатлела поцелуй на поврежденной коже, а его рука переместилась на мою талию, и он с тихим вздохом притянул меня ближе.

— Это не то, чего ты должен стыдиться, — сказала я ему. — Ты должен гордиться этим. Не из-за каких-то дурацких боевых шрамов или чего-то в этом роде. А потому что ты — Чейз, мать твою, Коэн. И тебе никогда не было дела до того, что о тебе думают, так какого черта ты начинаешь это делать сейчас? Ты самый страшный ублюдок комнате. Не из-за твоих шрамов, а потому, что ты можешь избить до полусмерти любого, даже не вспотев, и все знают, что с тобой лучше не связываться.

Чейз требовательно застонал, его хватка на мне усилилась, пока он не подтянул меня к себе так, что я оседлала его талию, а его руки сомкнулись на моих бедрах.

— Ты всегда могла уничтожить меня своим умным ротиком, малышка, — прорычал он, его руки блуждали по моим бокам, пока он не запустил пальцы в мои волосы, в то время как мой лоб оставался прижатым к его, и мы спрятались в радужных локонах, которые окружали нас.

— В этом наша проблема, не так ли? — Пробормотала я. — Нам слишком легко уничтожить друг друга.

Его член был твердым между моих бедер, и внезапно это напряжение между нами перестало казаться игрой. С Джей-Джеем здесь и несколькими напитками в моем организме все казалось таким простым. Он хотел этого, я хотела этого, мы просто следовали зову того, в чем нуждались наши тела, но это, я и Чейз сами по себе, было чем-то другим. Чем-то, что горело жарче, злее, было покрыто ложью, предательством и такой сильной сердечной болью, что это обжигало меня, когда я смотрела на него.

Он был тем мальчиком, которого я всегда хотела спасти, но теперь тьма, от которой он убегал, проникла в него, и я не знала, как с ней бороться. Я даже не знала, должна ли я пытаться или мне просто позволить себе погрузиться в нее и быть поглощенной ею. Или, может быть, мне следует объединить ее с какими-нибудь моими собственными демонами и позволить всему миру сгореть ради нас.

— Ты любишь его? — Спросил меня Чейз, его горло дернулось, когда его рука скользнула от моих волос к щеке, а его большой палец провел по моей нижней губе, как будто он запечатлевал ее форму в памяти. — Джей-Джея.

— Чейз…

— Все в порядке, — сказал он, его пальцы скользнули по моей шее, когда он глубоко вдохнул. — Ты заставляешь его улыбаться так, как я не видел с того дня, как тебя забрали у нас. Я думал, что то, что он стал «Арлекином», сломало это в нем. Я думал, то, что мы сделали с Клайвом той ночью в лесу, положило конец тем улыбкам. Но дело было совсем не в этом. Дело было в тебе. Для всех нас это всегда была ты. И я хочу, чтобы у него было «долго и счастливо», когда меня не станет. Я хочу, чтобы у него была ты.

Я отпрянула назад, когда его слова дошли до меня, и он опустил руки на мою талию, когда я села прямо, прокручивая их в уме и задаваясь вопросом, как я должна была объяснить ему, что я чувствую к Джей-Джею. Что я чувствовала к Рику и Фоксу, и к нему тоже. Они были моими мальчиками, а я была их девочкой, но я также была причиной стольких бед для всех них. Я была расколом в их группе, я была причиной, по крайней мере, такой же боли, какую я испытала сама, пока мы были разлучены. И теперь я была мишенью за их спинами, таща дьявола, которого я подцепила на своем пути, к их входной двери и надеясь, что они смогут противостоять ему, пока сама держала ключ-избавления от него в своем кулаке.

— Шон сказал, что прекратит войну с «Арлекинами», — сказала я, не отвечая на его вопросы, потому что все это не имело значения. Или это было все, что имело значение. Я не была уверена, но в чем я была уверена, так это в том, что я могу что-то сделать, чтобы положить конец этому насилию. — Сегодня он поставил нас всех на колени, Чейз. Он мог убить нас всех четверых так же легко, как дышал, и единственная причина, по которой он сдерживался, заключалась в том, что это не соответствовало его извращенным представлениям о веселье. Но я знаю, что в следующий раз будет не так просто. И я также знаю, как остановить его.

— Как? — Потребовал ответа Чейз, его глаза вспыхнули яростью, а его пальцы крепко сжали мою талию.

— Я просто должна дать ему то, что он хочет. — Я пожала плечами, стараясь не ощущать вкуса желчи, которая покрыла мой язык при этих словах, и не чувствовать дрожь, пробежавшую по спине, когда Чейз покачал головой подо мной, зная, что я собираюсь сказать, еще до того, как я произнесла это слово. — Меня.

— Никогда, — прорычал Чейз, его пальцы впились в мою кожу, как будто он думал, что достаточно крепко держаться за меня — это все, что нужно, чтобы удержать меня. — Я бы умер тысячу раз, страдал каждый день своей жизни от его пыток, сделал бы все, что угодно, чтобы убедиться, что этого никогда не случится, малышка.

Мое сердце подпрыгнуло от яростной преданности в его взгляде, но я оттолкнула его руки