Следующая цель – твое сердце - Нетта Хайд

как я планировал, мне не удалось. Пришлось ехать сначала в больницу, чтобы зашить рану на животе, которая, по словам фельдшера, чудом оставила меня живым, а потом в отделение полиции, еще раз детально описать произошедшее, указывая на все мельчайшие детали.

Когда возвращаюсь домой, открываю двери и собираюсь включить свет, я понимаю, что его просто нет. Дом полностью обесточен. Вокруг лишь темнота и тишина, которая с треском разрывает сердце.

«Она не могла уйти».

Взглянув на отключенный телефон Теи, из-за низкого заряда батареи, я чувствую себя еще большим ублюдком, забрав у нее единственный источник света.

Взяв на кухне фонарик, я, с тяжестью внутри, поднимаюсь по лестнице. Каждый шаг отдается в груди гулким эхом. Подхожу к комнате Теи, продолжая слышать лишь оглушающую тишину, и, провернув ключ, осторожно открываю двери, словно в предвкушении апокалипсиса.

Освещаю комнату и вижу ее, мою маленькую Тею, моего светлого ангела, который обездвижено сидит в самом темном углу комнаты, у стула, обхватив руками колени.

Она молчит, глядя в одну точку перед собой. От этого зрелища сердце падает в пятки. Ее искаженное переживаниями лио, размазанный макияж и мокрые от слез ресницы рассказывают мне историю боли.

«Она плакала из-за того, что я сделал. Она плакала из-за меня».

Я кладу фонарик на стол и, сделав несколько медленных шагов навстречу, молюсь о том, чтобы все разрешилось хорошо. Присаживаюсь на корточки перед ней, обхватываю ладонями лицо, пытаясь увидеть хотя бы маленький намек на то, что у нас все будет в порядке.

– Тея, – шепчу, глядя в испуганные, блуждающие в своих мыслях глаза.

Она молчит. Долго молчит, царапая своими ногтями кожу на оголенных коленях.

– Тея, – произношу чуть громче, но она словно находится не в себе, физически она здесь, но мыслями – очень далеко отсюда.

– Ангел, все в порядке, я здесь, я с тобой, я вернулся. Теперь все будет хорошо. – Глажу ее щеки пальцами, вытирая слезы, и, как по щелчку пальцев, она приходит в себя. Отталкивает мою руки от себя, будто я вызываю у нее отвращение. Она подрывается на ноги и торопливо пятится в сторону.

Я делаю попытку подойти к ней, но останавливаюсь на полпути, когда она переводит взгляд на стул, обхватывает его обеими руками и отбрасывает в зеркало, которое разбивается о холодный кафель вместе с моими надеждами. Грохот осколков, рассыпающихся по полу, звучит как сигнал того, что уже ничего не будет хорошо.

Игнорируя осколки на полу, Тея босиком несется ко мне, раня свои стопы, вместе с ней летит ее кулак с точностью в мое лицо, который я вижу, но не намереваюсь перехватить.

– Заслужил, – отдаю себе отчет, встречая ее потерянный, слегка дикий, отчаянный взгляд.

Она, не останавливаясь, обрушивает на меня град ударов. Каждый ее кулак, каждое прикосновение – как признание в той боли, что я ей причинил. Я хватаю ее за запястья, стараясь привлечь хоть каплю ее внимания. Вместо этого она продолжает бить меня ногами.

– Тея, остановись, – прошу ее, пытаясь втянуть в свои объятия, из которых она тут же вырывается. – Послушай меня, ангел…

– Послушать? Ангел? Ты, черт возьми, издеваешься? – кричит, ее напряженное тело вдруг становится мягким, но ее гнев не смягчается. Кажется, я могу посчитать количество ударов ее сердца, которое насколько громко стучит в ее груди.

– Да, послушай, я тебе все сейчас объясню.

– Тебе не кажется, что уже поздно? Что ты хочешь мне объяснить? То, что ты чем-то накачал меня? Или то, что запер меня в этой комнате? В темноте. Без возможности выбраться.

Каждое слово режет меня на куски, похлеще тесака.

Каждый вопрос подтверждает, что я поступил, как настоящий ублюдок, ничем не лучший своего отца.

– Какая же я идиотка, – говорит, и в этой фразе слышатся нотки горького смирения. – Надо было валить отсюда, как ты и говорил. Мне не надо было появляться в твоей жизни.

– Тея, выслушай меня, пожалуйста. – Всматриваюсь в ее лицо, пытаясь поймать взгляд надежды, который она дарила мне всегда, даже когда жутко злилась.

– Я не хочу тебя больше слушать. Как ты мог… боже, Хантер, как ты мог запереть меня здесь?! – ее крик отчаяния разрывает стены. Она бьет меня кулаками в грудь, каждое прикосновение – болезненный укол в самое сердце.

Ее боль разъедает мои внутренности, словно кислота. Я не просто запер ее, накачав снотворным, чтобы уберечь, идиот. Я запер ее чувства ко мне в этой темноте. Я убил их.

Я сжимаю ее крепче в своих объятиях, пока она яростно бьет меня кулаками по спине, пытаясь вырваться. Это все, что я могу предложить в этом хаосе – свою любовь и извинения.

– Отпусти. Не трогай меня, пожалуйста. Не нужно. Сейчас мне действительно неприятны твои прикосновения.

Она вырывается из моих рук. Ее тело дрожит, но не от холода. Ее лицо, при свете фонарика, кажется таким отстраненным. Пустым. Лишенным каких-либо эмоций, кроме ненависти и злости.

Я думал, что вернусь, объяснюсь и смогу исправить все, но кажется, что это исправить я не смогу. Никакие извинения, слова, ничего не может исправить то, что я сделал.

– Как ты мог, Хантер?! – спрашивает она, ее голос полон разочарования. – Как ты посмел, черт возьми, решать за меня?! Опять! Ты снова это сделал! – Она перестает плакать, продолжая смотреть в мои глаза своими, опухшими от слез. – Ты обещал, что больше этого не будет! Ты лгал! Ты все это время врал мне! Зачем, Хантер! Зачем ты это сделал!? Сначала дал мне надежду, а потом взорвал ее и наслаждался этим. Ты этого хотел? Ты счастлив результатом? Ты рад, что я была здесь, одна, а не там? Все для того, чтобы я не видела, как ты женишься на ней, да? Доволен? Добился всего, что так хотел?

– Тея, ничего не было, – пытаюсь говорить тихо, умоляюще.

– Я не верю тебе, Хантер. Больше не верю ни единому твоему слову, – ее голос переполнен пустотой и равнодушием. – Ты лживый…

– Тея, не было никакой свадьбы… – отчаянно объясняю я, прерывая ее обвинения и надеясь, что это хоть немного успокоит ее.

– Мне плевать! – Она толкает меня в грудь и делает шаг назад. – Мне плевать и на нее, и на тебя. Всегда было плевать.

– Не ври, Тея, – прошу ее. Мой голос предельно спокоен, но внутри – только хаос и страх потерять ее окончательно. Я знаю, что до нее сейчас не достучаться, но продолжаю это делать, как утопающий, цепляющийся за соломинку.

В ее глазах полыхает ненависть, не позволяющая никакому сомнению притупить ее