Жестокие чувства - Агата Лав

– Прости, я заснула, – добавляю, а потом глупо улыбаюсь. – Черт, я ничем не лучше этого официанта. Мы с ним просто удивительные профессионалы, знаем, как скрасить вечер клиента.

Это и правда смешно.

Лебедев отвечает усмешкой, а потом наклоняется ко мне и касается ладонью моего лица. Я замираю от неожиданности, но почему-то позволяю ему трогать себя. Он проводит пальцами по моей щеке, а в его взгляде открывается новая глубина. Я отвожу глаза, чтобы не занырнуть в нее. От греха подальше…

– У тебя красивая улыбка, – произносит он и уводит пальцы к моей нижней губе, очерчивая контур. – Очень…

Он убирает руку и отходит к креслу, в которое буквально падает. Я смотрю на это с недоумением. Он явно скоро заснет, а вокруг кроме кровати есть еще два больших дивана.

– Может, тебе лучше лечь? – говорю, приподнимаясь на локте.

– Нет, мне лучше так, – отрезает он.

Я смотрю на его позу и не верю, что здоровый мужик сможет нормально выспаться и отдохнуть в кресле. В дизайнерском кресле, которое вообще не создавалось для удобства. Я снова оглядываю его мощный силуэт и вдруг вижу, как он широко расставил ноги, руки тоже развел в разные стороны, бросив их на подлокотники, а голову откинул так, что его взгляд теперь направлен в потолок.

В такой расслабленной позе самое подходящее – ждать расслабляющего массажа.

Или…

Я ничего не понимаю в том, как работают эскортницы. Но вся эта ситуация… Передо мной мужчина, комфорт и удовольствие которого – моя работа, во всяком случае он так думает.

Он все-таки ждет от меня каких-то действий? Поэтому дотронулся до рта, а теперь удобно устроился в кресле?

– Ты на что-то намекаешь? – спрашиваю прямо.

Лебедев чуть поворачивает голову в мою сторону и смотрит прямо в глаза. Ему требуется некоторое время, чтобы понять, о чем я спрашиваю.

– Нет, – наконец отвечает он. – Если мне будет что-то нужно, я скажу.

– Значит, ты правда собрался спать в кресле?

– У меня много странностей, Алина, не обращай внимания.

Глава 10

Наверное, это самая странная ночь в моей жизни.

Мне удается временами засыпать, но из-за нервозности я то и дело просыпаюсь. Причем Лебедев не пугает меня, хотя я осознаю, что слишком мало его знаю и не стоит расслабляться. Но мой профессиональный и личный опыт подсказывает, что варианта лучше не стоило и ждать. Он адекватен, спокоен и не кинулся на меня, как на кусок мяса.

Но он тоже беспокойно спит. Первые два раза, когда я открываю глаза, я застаю его в кресле в полудреме. А вот на третий раз кресло оказывается пустым. Я приподнимаюсь на кровати и быстро оглядываюсь по сторонам. Из ванной не доносится никакого шума, и нет полоски света под дверью. Я поворачиваю голову в другую сторону и вижу, что дверь на террасу открыта. Прозрачную занавеску колышет ветерок, который приходит с океана. Монотонный звук набегающих волн тоже вскоре становится слышен, стоит только настроиться на правильную вибрацию.

Роман же стоит у стеклянного ограждения и что-то разглядывает внизу. Он не смотрит вдаль, любуясь открыточным видом, нет, он не поднимает голову. Словно его интересует только рисунок мозаичной плитки в восточном стиле, которой выложен пол на площадке перед виллой.

Я жадно наблюдаю за ним и сама не замечаю, как мне передается тревога. Мне становится неспокойно из-за того, что он вообще не двигается. Его рубашка рвется прочь, он расстегнул все пуговицы, и теперь легкая ткань бьется об его крепкое тело и огибает его, как волны каменную преграду. На террасе горит всего пара фонариков, свет которых смешивается с лунным свечением, но этого хватает, чтобы обрисовать поджарую фигуру Лебедева. Если он еще немного отрастит волосы и позволит им беспорядочно виться, а его кожа напитается курортным щедрым солнцем, то он станет похож на серфера.

Да, он похож на кого угодно, но не… на Третьякова.

Когда Роман, наконец, отодвигается от ограждения, я опускаюсь на подушку и приказываю себе заснуть. К счастью, он далеко не сразу возвращается в комнату, так что мне удается последовать своему плану в полной тишине.

Когда наступает утро, оно приходит вместе со звуком включенного телевизора. Я сто лет не просыпалась от его бурчания и в первое мгновение не могу понять, что происходит. Я вообще не заметила телевизор в спальне. Я встряхиваю головой и понимаю, что тумба у дивана оказалась поворотной и со встроенной плазмой, которую можно убирать с глаз подальше.

На экране идет старенький фильм «Ангелы Чарли». Он магическим образом завлекает меня, приковывая к себе яркой, сочной картинкой и окуная во времена, когда я была девчонкой. Удивительное свойство времени: то, что казалось проходной глупостью, вдруг становится классикой.

– Доброе утро, – раздается голос Лебедева.

Я поворачиваюсь на его звук, и время на мгновение замирает. Он выходит из ванной босиком, в одних темно-серых брюках, которые сидят на нем слишком хорошо, чтобы не обращать на это внимания. Капли воды лениво стекают по его груди, по рельефному животу, собираются в тонкую дорожку на коже. Он вытирает волосы черным полотенцем, чуть склонив голову.

– Доброе, – отвечаю с сонной улыбкой. – Ты любишь этот фильм?

– Да, знаю наизусть.

– Правда?

– Он меня успокаивает, – Лебедев пожимает плечами.

– Возвращает в хорошие времена?

Он чуть щурится, но ничего не отвечает. Подходит к креслу, бросает туда полотенце и только после этого садится на край кровати. Рядом со мной.

– Ты выглядишь так, будто не до конца проснулась, – говорит он. – Хочешь кофе?

– Хочу, – киваю я, и глаза сами собой опускаются к его ключицам.

На одной стороне что-то написано на латыни, а на другой – женское имя «Юлия». Но Лебедев не дает долго разглядывать себя. Он наклоняется, упирается ладонью в кровать рядом с моим бедром и нависает надо мной. Его дыхание касается моего лица, теплое, свежее, и в нем нет даже намека на вечернюю дозу алкоголя. Только мята. А его кожа пахнет корицей из геля для душа.

– Третьяков хочет устроить экскурсию на соседний остров, – произносит Лебедев, рассматривая мое лицо, словно при утреннем солнце он замечает новые детали и это завлекает его. – Нужно уже собираться, позавтракаем на яхте. Ты не против?

– Не против, – я качаю головой, хотя меня удивляет, что он вообще спрашивает. – Только мне нужно умыться.

– Хорошо, только не наноси макияж.

– На мне сейчас макияж, Роман. – Я описываю круг ладонью у своего лица. – Это не совсем я…

– Хочешь сказать,