Судьба магии - Бет Рэвис

мне понадобится черпать силу из символа, я буду черпать силу у нее. У Бригитты десятки татуировок, и не только потому, что она в них нуждается и заслужила их, но и потому, что у нее есть магия, позволяющая сконцентрировать ее силы. Метки усиливают ее природные способности, и энергия для этого черпается из ее же ресурсов.

Ресурсов, которых у меня нет.

Когда я это понял, то решил, что сегодня получу только одну метку. Я не хочу красть силы у Фрици. Она чемпион. Она нуждается в магии больше, чем я. Но Бригитта заверила, что одна татуировка, наполненная силой, не истощит Фрици, а мне поможет стать достаточно сильным, чтобы выполнять свою работу. Связующий обряд означает, что я смогу использовать магию Фрици и мы будем действовать вместе.

– Я не знаю, что рисовать, – говорит Фрици, поворачиваясь к Корнелии. – Не уверена… А что, если я неправильно изображу символ?

Она очень волнуется, а я нет.

Корнелия качает головой:

– Это устроено не так. Все, что тебе нужно сделать, – поднести пепел к его коже и приказать магии создать метку, которая увеличит его силы.

Бригитта объяснила то же и мне, заметив, что более замысловатые узоры создают более сильные заклинания, отражающие не мастерство татуировщика, а магию, стоящую за ними.

– Все в порядке, – начинает Фрици, но я не обращаю на нее внимания. Я беру ее за дрожащее запястье и провожу большим пальцем по учащенно пульсирующей вене. Смотрю в ее широко раскрытые глаза, замечая, как в холодной голубизне отражаются отблески пламени.

И прижимаю ее ладонь к груди, над сердцем.

В первое мгновение я чувствую теплую черную массу из золы и масла.

Костер исчезает.

Мир исчезает.

Мой разум наполняется воспоминаниями настолько яркими, что я не могу смотреть ни на что. Я стою на коленях в приходской церкви в Бернкастеле, Хильда по одну сторону от меня, отец – по другую. Священник наклоняется, чтобы посыпать мне лоб пеплом, это напоминание о Пепельной среде[6], но пепел говорит мне лишь о недавно сожженной на костре мачехе. Отец кричит, когда я отстраняюсь от священника, его крик переходит в хриплый кашель с брызгами крови, и красный смешивается с фиолетовым цветом полотна. Но сестра вкладывает свою руку в мою, и мы опускаемся на колени, вместе, на наших губах молитва, но просим мы не о прощении, а о мести.

Ладонь Фрици обжигает мне грудь, будто пепел – это тлеющие угли, а не холодная, мертвая пыль. Хотя я чувствую ее, но не могу разглядеть, а окутывающий мир дым создает ощущение одиночества. Как и во время испытаний в Черном Лесу, когда богини разделили нас.

Когда я моргаю и прогоняю первое воспоминание, меня начинает тошнить от запаха горелой плоти. Я пытаюсь вырваться, опустошить желудок, но не могу пошевелиться. Лишь чувствую жар от огня – не этого костра, а костров для сожжения, сотен, сложенных вдоль улиц Трира…

Я перестал бороться.

Я отстранился от священника, когда был ребенком. Я отвернулся от костров, когда стал мужчиной.

Я не понимал, какая пропасть лежит между богом моего отца и Богом, которому поклоняюсь я. Я не желал видеть последствия своих робких бунтов, замечать время, потраченное на их планирование, и жизни, потерянные, пока я не решался действовать.

Теперь я готов встретиться с реальностью. Я буду стоять, не дрогнув, перед огнем.

И если бы Фрици оказалась в этом пламени, я бы шагнул в него вслед за ней.

Больше никто не сможет сжечь ведьму, не испепелив заодно и меня.

И никто никогда не обидит Фрици, не обратив на себя мой гнев.

Я вглядываюсь в дым.

Мне удается разглядеть Фрици, ее ладонь прижата к моему сердцу, взгляд ясный. Костер рядом с нами пылает, но языки пламени не мерцают. Люди вокруг танцевали, пели и пили – но теперь все замерло, сделалось невероятно тихим.

Девушка, одетая в белое, появляется за спиной Фрици.

– Хольда, – выдыхаю я.

– Я общаюсь только со своим чемпионом, – произносит богиня, дотрагиваясь до плеча Фрици. – Но сейчас, когда она отмечает тебя как своего, я обращусь и к тебе.

Однажды она уже говорила со мной, чтобы устроить мне испытание. Я сжимаю челюсти. Как же я устал от этого.

Но я выдержу все ради Фрици.

Хольда улыбается, будто угадывает мои мысли.

– Как правило, воин Источника контролирует метку, которую получает. Его магия питает символ, придает узору силу.

Я склоняю голову, признавая свою слабость.

– Чего ты хочешь, воин? – спрашивает Хольда. Она приподнимает бровь, оценивая меня. – Ты желаешь обладать мощью десятерых? Татуировку в виде медведя, которая придаст тебе сил для сражения?

Я качаю головой, скрипя зубами. Мне известны легенды о людях, которые впадали в безумие, становились берсерками. Сила давалась им слишком дорогой ценой. Даже ведьмина метка не заставила бы меня принять подобный дар.

– Может быть, хитрость? Тогда змея. Чешуйчатые кольца, сплетенные вместе, напоминающие умело продуманный, тщательно выверенный план.

Такая сила помогла бы мне прежде, когда мы с Хильдой планировали побег заключенных в Трире. Но сейчас мне не нужны уловки и обман. Я никогда не надену плащ хэксэн-егеря, даже чтобы замаскироваться.

– Жизнь. Живительная энергия. Способность принимать удары и не падать. – Хольда говорит тихо, но повышает голос, когда видит, что наконец завладела моим вниманием. – С символом в виде замкнутого круга ты мог бы быть на волосок от смерти, и все же… – Она замолкает, вздергивая подбородок, наслаждаясь моим ожиданием. – И все же ты бы не умер. Твое тело исцелится. Победить тебя станет практически невозможно.

Я прикусываю губу, размышляя. Хольда взмахивает рукой, указывая на костер, и языки пламени вспыхивают, сплетаясь в круг. Одна ветвь пламени тянется ко мне, другая – к Фрици. Огонь не обжигает, но смысл очевиден.

Моя жизненная сила будет восполняться благодаря Фрици.

Как я могу просить о защите своей жизни, если это будет возможно за счет магии, взятой у Фрици?

Я качаю головой.

– Я не хочу, чтобы она защищала меня, – говорю богине. – Я хочу быть тем, кто защитит ее.

Языки пламени вновь принимают обычную форму, но остаются неподвижными. Взгляд Хольды смягчается, когда она наблюдает за мной.

– Я отлично выбрала воина, – шепчет она.

Огонь с ревом оживает, и ощущения в миг возвращаются – горький запах дыма, резкий взрыв смеха, жар от огня, вкус поцелуя Фрици на моих губах. Перед глазами все белеет, и я отшатываюсь, едва удерживаясь на ногах.

На том месте, где только что была ладонь Фрици, теперь черная татуировка.

– Древо, – бормочет Корнелия, широко раскрыв глаза.

Я опускаю взгляд на свою грудь. По