Безнадежность - Колин Гувер

— Иногда я тебя не понимаю.

— А я не понимаю тебя, — говорит она, легонько пихая меня локтем. — Никогда в жизни не пойму, с чего тебе вдруг захотелось пойти в школу. Ты сказала, что сегодня было забавно, а как на самом деле?

— Всё хорошо, — вру я, пожимая плечами. Моё упрямство родилось раньше меня. Ни при каких обстоятельствах не признаюсь Карен, как я возненавидела школу, пусть даже мама никогда не скажет: «Я же тебе говорила».

Она вытирает руки и улыбается мне.

— Рада это слышать. Попробую спросить ещё раз завтра, может, тогда ты скажешь правду.

* * *

Я достаю из рюкзака книгу, которую мне дал Брекин, и плюхаюсь на кровать. Успеваю прочитать всего две страницы, когда в окно влезает Шесть.

— Сначала про школу, потом подарок, — заявляет она и укладывается рядом.

Я убираю книгу на тумбочку.

— Школа — ад, жесть и отстой. Благодаря твоей неспособности отказывать парням, я унаследовала твою отвратительную репутацию. Но случилось божественное вмешательство, и меня спас Брекин. Он усыновлённый мормонский гей, не умеет ни петь, ни играть на сцене, но любит читать, и он теперь мой самый-самый лучший друг на свете.

— Я ещё даже не уехала, а ты уже нашла мне замену? — дуется Шесть. — Вот зараза. И между прочим, я умею отказывать парням, просто не желаю прислушиваться к дурацким предубеждениям против добрачного секса. Большого количества добрачного секса.

Она кладёт мне на колени коробку без подарочной упаковки.

— Знаю, что ты подумала, — замечает подруга. — А тебе не мешало бы знать, что если я не упаковала подарок, это не значит, что я к тебе как-то не так отношусь. Я просто ленивая.

Я встряхиваю коробку.

— Вообще-то ты же уезжаешь. Это я должна была что-нибудь тебе подарить.

— Ну да, должна бы. Но даритель из тебя хреновый, а я не жду, что ради меня ты изменишься.

Она права, даритель из меня никакой, большей частью потому, что я сама ненавижу получать подарки. Примерно так же неуютно я себя чувствую, когда кто-то плачет. Я верчу коробку, нахожу клапан, поднимаю его. Открываю коробку, тяну за краешек, и на ладонь мне падает мобильный телефон.

— Шесть, ты же знаешь, я не могу…

— Заткнись. Нам же надо как-то общаться, пока я буду на другой стороне земного шара. У тебя нет даже электронной почты.

— Знаю, но… У меня нет работы, я не смогу оплачивать счёт. А Карен…

— Расслабься. Он с предоплатой. Я положила на него ровно столько, сколько хватит на одну эсэмэску в день, пока меня нет. Международные телефонные переговоры я себе позволить не могу, тут тебе не повезло. Из-за жестоких, извращённых родительских ценностей твоей мамы в этой чёртовой штуке нет интернета. Только СМС.

Она берёт телефон, включает и вводит свои контактные данные.

— Если ты, наконец, обзаведёшься симпатичным бойфрендом, пока меня не будет, сама добавишь денег. Пусть только попробует воспользоваться моими — я ему яйца отрежу.

Она протягивает мне телефон. Её контакт озаглавлен: «Твой самый-пресамый лучший друг на свете».

Я хреново принимаю подарки и уж совсем не умею прощаться. Засовываю телефон обратно в коробку и свешиваюсь с кровати, чтобы дотянуться до своего рюкзака. Вынимаю книги, сваливаю их на полу, а потом переворачиваю рюкзак над Шесть, глядя, как на её колени приземляются долларовые купюры.

— Здесь тридцать семь долларов, — сообщаю я. — Должно хватить до твоего возвращения. Поздравляю с днём иностранной валюты.

Она подхватывает горсть купюр, подбрасывает их в воздух и падает обратно на кровать.

— Первый день в школе, и эти сучки уже устроили тебе денежный дождь из шкафчика? — смеётся она. — Круто.

Я кладу ей на грудь прощальную открытку, которую написала для неё, и устраиваю голову у подруги на плече.

— Думаешь, это круто? Видела бы ты, что я вытворяла у шеста в столовой!

Она берёт открытку и с улыбкой гладит её пальцами, не раскрывая, — знает, как я не люблю эмоциональные выплески. Кладёт открытку себе на грудь и прижимается головой к моей макушке.

— Какая же ты шлюха, — шепчет она, сдерживая слёзы. Мы обе слишком упрямы, чтобы позволить им прорваться.

— Да, мне уже говорили.