Две хризантемы - Рико Сакураи

смыкали глаз два императорских лекаря. Они долго совещались и наконец, решив, что недомогание вызвано разливом желчи, вредоносной для организма, предписали больному специальные травяные настойки.

После принятия лекарства господин Фусю почувствовал себя легче: отечность левых руки и ноги немного спали, боли в животе уменьшились. Лекари уже мысленно возблагодарили богов.

Госпожа Аояги, получив известие о том, что советник выздоравливает, со спокойной душой направилась на встречу с Нобунагой.

Ее паланкин и вооруженный до зубов отряд сопровождения неспешно выехал из императорского дворца через ворота с золотыми петухами и покинул город, затем обогнул подножие горы Арасияма и направился на северо-восток.

Дорога к монастырю Энряку-дзи петляла среди многочисленных гор, окружавших Киото. Клены, усыпанные красной осенней листвой, навевали на императрицу меланхолию. Невольно она вспомнила, как совершала путешествие в эту же обитель с покойным императором.

…Стоял конец весны, вдоль дороги бурно цвели азалии и камелии, перемежавшиеся с зелеными низкорослыми кленами. Созерцание цветов невольно пробудило в Аояги воспоминания…

…Император, утомленный постоянными заботами и непрекращающимся противостоянием с сёгуном, искал покоя. Он мечтал уединиться в Энряку-дзи вместе с супругой и посвятить несколько дней чтению Лотосовой сутры[22]. Это было четырнадцать лет назад. После поездки в монастырь госпожа Аояги почувствовала себя в тяжести. Император же возблагодарил Будду, построив в монастыре Золотой павильон, который впоследствии часто посещал.

Теперь же вдовствующая императрица хотела помолиться за покойного супруга, принести щедрые пожертвования монастырю, увидеться с Содзу, своим духовным наставником, а главное – с Нобунагой.

Помимо всего этого, она хотела сделать князю подарок. Причем весьма необычный…

Кортеж вдовствующей императрицы двигался неспешно. Передовой из ее охраны заметил двигающийся навстречу отряд Нобунаги. Он приблизился к паланкину Аояги и, слегка отодвинув занавеску, защищавшую от ветра императрицу, произнес:

– Госпожа, впереди показался штандарт Парящего дракона.

– Прекрасно… Господин Нобунага прибыл вовремя… – удовлетворенно отреагировала Аояги.

Сердце женщины затрепетало. Ей стало жарко, она подумала, что напрасно надела поверх нижнего одеяния два теплых кимоно-хаори, вполне было бы достаточно и одного…

Аояги откинула занавесь балдахина, украшавшего паланкин, чтобы обозревать дорогу, которая резко вздымалась в гору. Слуги, несущие паланкин, сменились и с новой силой двинулись вперед.

Наконец кортеж императрицы поравнялся с отрядом Нобунаги. Она ослепительно улыбнулась и кивнула князю, приглашая его разместиться в своем просторном паланкине.

Нобунага тотчас спешился, отстегнул мечи, снял обувь и с удовольствием воспользовался приглашением Аояги.

Женщина плотно задернула занавесь балдахина.

Теперь Нобунага мог выразить свои чувства:

– Нет ничего прекрасней в этом мире, чем видеть вас, моя госпожа.

– Я с нетерпением ждала нашей встречи, – призналась Аояги. – Я намереваюсь пробыть в Энряку-дзи несколько дней, разместившись в Золотом павильоне. Вы составите мне компанию?

Нобунага не сдержался:

– Я готов лежать у ваших ног и вечно служить вам…

Аояги засмеялась.

– Как здоровье господина Фусю? – поинтересовался Нобунага отнюдь не из вежливости.

Он понимал, что смерть влиятельного сановника повлечет за собой новую расстановку сил в императорском дворе – сёгун Тоётоми непременно подкупит совет, который изберет на должность Главного советника его человека. А это ослабит и без того плачевные позиции Нобунаги.

– Ему стало немного лучше. Но вы же понимаете, господин Фусю слишком стар. На моей памяти мало кто доживал до такого возраста, разве что Конфуций!

– Да, но Конфуций был философом, а не государственным мужем. Что и продлило его земные дни, – мягко возразил князь. – Осмелюсь спросить: чем в последнее время занимается император Гендзи? – попытался он перевести разговор в другое русло.

– Ах, господин Нобунага. На что может тратить свое время юноша, будучи императором? На поэтические турниры, на прогулки в окружении очаровательных фрейлин, на любование луной, написание мелодий для бива, изучение Конфуция… В последнее время, как здоровье Главного советника ухудшилось, сёгун Тоётоми наполнил дворец своими соглядатаями. Порой мне кажется, что меня подслушивают собственные слуги. Тоётоми – страшный человек, он не остановится ни перед чем, если почувствует, что юный император собирается ему противостоять. Сёгун не намерен делиться властью…

Речь госпожи Аояги опечалила князя.

– Все слишком серьезно, если Фусю умрет – мои дни сочтены. Сёгун подошлет ко мне убийц. Насколько мне известно, некий клан ниндзей на протяжении многих лет служит Тоётоми…

– Но что ему мешало убить вас раньше? – удивилась Аояги и тут же спохватилась. – Простите за мой излишне прямой вопрос.

– Влияние Фусю и его умение убеждать, а если надо, и покупать союзников прекрасно известны. После его смерти все изменится. Я не знаю, кому при дворе можно доверять.

– Мне.

Нобунага пристально воззрился на госпожу Аояги: ей бы он вверил свою жизнь.

– Насколько мне известно, господин Фусю успешно сформировал Личную императорскую гвардию.

– Да, – кивнула госпожа Аояги, – в нее вошли китайские воины. Надо отметить их преданность. Еще бы, Главный советник положил им огромное жалованье!

– Необходимо сохранить Личную гвардию. Она послужит гарантом безопасности юного императора. Вы меня понимаете? – Нобунага многозначительно посмотрел на Аояги.

– Конечно. После кремации Фусю вероятность претензий Тоётоми чудовищно возрастет.

– Вот именно!

За разговором кортеж императрицы и отряд Нобунаги достигли ворот «Объявления мира» и ступили по императорской дороге на священную землю монастыря Энряку-дзи.

Монастырь Энряку-дзи имел давнюю историю. Многие императоры искали в нем духовного прибежища, некоторые – уходили в монахи.

Постепенно Энряку-дзи разрастался, появились павильоны: Вечного счастья, Колеса закона, Десяти тысяч радостей и последний, построенный по приказу покойного императора, – Золотой павильон. Во времена его правления монастырь Энряку-дзи достиг своего наивысшего расцвета.

Кортеж миновал Сад камней, Башню Будды и повернул к южной части монастыря, где и располагался Золотой павильон. До слуха паломников донесся звук колокола – звонили на башне Будды, возвещая настоятелю монастыря о прибытии императрицы.

Госпожа Аояги и князь покинули паланкин, ступив на Святую землю. Нобунага на всякий случай пристегнул мечи и огляделся: перед павильоном возвышалась статуя Будды, вырезанная из сандалового дерева.

Князь хоть и был убежденным синтоистом, но это обстоятельство не помешало ему восхититься статуей и окружающими постройками. Действительно, Энряку-дзи оправдывал свой статус – центра буддизма Четырех морей.

Из паланкина, украшенного голубым шелковым балдахином, появились две молодые фрейлины из свиты госпожи Аояги. Они были стройны, как тростник, их теплые кимоно цвета глицинии смотрелись безупречно. Невольно Нобунага залюбовался прелестницами, правда, к своему удивлению, отметив, что фрейлины несколько странные – уж слишком зорко осматриваются и банты на поясах оби завязаны подобно куртизанкам[23].

Со стороны павильона Десяти тысяч радостей к паломникам приближался настоятель и монах Содзу, духовный наставник госпожи Аояги.

Хотя стоял конец