Сезон воронов - Соня Мармен

– Как вы себя чувствуете? Голова еще болит?

Я провела рукой по клочку полотна, смоченному в отваре хвоща, который Беатрис приложила к моему ушибу.

– Намного лучше, спасибо.

Рана оказалась неглубокой, но на месте удара образовалась огромная шишка, и она сильно болела. И все же я понимала, что мне очень повезло.

Я с беспокойством посмотрела на Лиама, на его блестящий от пота лоб. Жар не спадал, и в забытьи он беспокойно ворочался и что-то бормотал.

Беатрис тоже посмотрела на Лиама.

– Думаю, он поправится, – сказала она, желая меня утешить. – Он у вас очень сильный.

Она ласково посмотрела на меня и накрыла мою руку ладонью. Я ожидала, что почувствую нечто необычное, но ничего подобного не произошло. Рука была теплой и мягкой, не более. Это меня озадачило.

– Я попросила Пэдди привезти к нам доктора Мэншолта, – сказала она. – Думаю, он приедет завтра.

Мне вдруг подумалось: возможно, она колдунья не больше, чем я сама…

На следующий день, ближе к полудню, Пэдди появился на пороге хижины с отличным куском оленины и еще теплой тушкой зайца. Следом за ним вошел низенький и тучный пожилой мужчина с усталыми, но очень добрыми глазами. При виде Беатрис лицо его расплылось в улыбке, явив миру крупные, выступающие вперед зубы.

– Беа, крошка моя! – воскликнул он, сжимая молодую женщину в объятиях. – Я так рад, что ты хоть иногда обо мне вспоминаешь!

– Я думаю о вас каждый день! – со смехом принялась оправдываться Беатрис. – Просто я знаю, что у вас много дел. Да и путь до Ахаладера неблизкий, и дороги сейчас не самые лучшие…

– Ради тебя я поеду в любую даль и по любой дороге, Беа, и тебе это прекрасно известно.

Щеки Беатрис порозовели, и она повернулась к бедняге Пэдди, который скромно стоял у двери со своими подарками.

– Пэдди, спасибо!

Она взяла у него зайца и прекрасный жирный задний окорок оленя.

– Я подумал, что теперь, когда у вас гости, провизия вам понадобится, – пробормотал он. – Подумал, что мясо всегда к месту. Да и больному оно пойдет на пользу.

На вид они с Лиамом были одногодки. Красный как маков цвет Пэдди посмотрел на меня.

– Как он? Вчера с ним было совсем плохо.

– Ему не лучше и не хуже, – устало ответила я. – Жар не спадает.

Переминаясь с ноги на ногу, Пэдди украдкой посматривал на прекрасную Беатрис, которая подвешивала мясо на крюки над очагом.

– Мне очень жаль, – сказал он, переводя взгляд на меня. – Мистер Мэншолт очень хороший доктор. Госпожа Беатрис о нем позаботится, и через пару дней вашему мужу станет легче.

– Надеюсь, так и будет.

Я посмотрела на Лиама и увидела, что доктор уже склонился над ним.

– Тогда я поеду дальше, – сказал Пэдди, обращаясь к Беатрис. – Я заеду за доктором Мэншолтом через три дня.

– О нет, мой дорогой Пэдди, вы останетесь и выпьете с нами чаю! – живо отозвалась молодая женщина. – Я угощу вас пирогом с орехами.

– Что ж, если вы настаиваете… Пирог с орехами – это славно!

Надо было быть слепым, чтобы не увидеть: Пэдди влюблен, и не на шутку. Поэтому я оставила их с Беатрис, а сама подошла к доктору Мэншолту.

– Что ж, – пробормотал доктор, опуская руку Лиама на одеяло. – У него сильное сердцебиение. Я намереваюсь сделать кровопускание. Это уменьшит воспаление и очистит организм от больной крови.

Я поморщилась. Доктор Мэншолт приподнял Лиаму одно веко, потом другое.

– И я дам ему немного хинина, чтобы сбить жар. У него была тошнота или рвота последние несколько часов?

– Нет. Он ничего не ел уже два дня.

– Два дня? Попытайтесь напоить его крепким бульоном!

– Беатрис говорит, что у него воспаление легких.

Коротышка-доктор выпрямился и улыбнулся мне.

– Это верно. Беатрис стала бы замечательным доктором, – тихо сказал он, – но, как вы знаете, в университет женщин не принимают… – Он пожал плечами, посмотрел на Лиама и поджал мясистые губы. – И это отвратительно! У Беатрис настоящий, бесценный дар! Но раз она женщина, то ее тут же записали в колдуньи, потому что другого объяснения ее способностям не нашлось. С тем же успехом можно считать колдуном и меня! Жаль, что мужчины отказываются видеть в женщинах существа, равные им во всем, и даже – это мое мнение! – в некоторых областях их превосходящие. У женщин нет грубой физической силы, чтобы бороться с этим жестоким миром, поэтому они развивают в себе способности иного, умственного плана, чем мужчины очень часто пренебрегают. – Он повернул ко мне свое пухлощекое лицо и, видя мою растерянность, расхохотался. – Наверное, думаете про себя, что я чудак? В жизни на меня часто смотрят так, как вы сейчас. Я всегда говорю то, что думаю, такая уж у меня натура. – Он снова усмехнулся. – И если мои взгляды не совпадают со взглядами общества, что ж, я не намерен приспосабливаться. Думать, как все, – это ограничивает личную свободу каждого, вы согласны?

Я кивнула, однако без особой уверенности.

Доктор между тем продолжал:

– Разум человека – единственное, над чем никто, кроме него самого, не может властвовать. Он всегда свободен. Можно заковать человека в кандалы, избить, угрожать ему, бросить в тюрьму, но никому не под силу пленить его разум. К несчастью, большинство из нас позволяют своему разуму спокойно спать и предпочитают, чтобы кто-то думал за них.

Он поднял с пола кожаный мешочек, который перед осмотром положил возле матраса Лиама, и достал из него маленький футляр, стеклянную склянку и жгут, которым быстро перетянул больному руку.

– Я знаю Беатрис много лет…

Доктор начал раскладывать инструменты для кровопускания и кивком указал мне на миску, которая стояла на полу возле торфяных блоков, разложенных для просушки. Я принесла миску, и доктор подставил ее Лиаму под вытянутую руку.

– Если быть точным, то семь лет. Однажды я приехал к другу в Кардиф и услышал, что в городе как раз судят ведьму.

– Ведьму?

Доктор помолчал немного, решая, стоит ли продолжать.

– Именно так. Думаю, Беа не очень рассердится, если я вам расскажу.

– Вы хотите сказать, что это Беатрис обвинили в ведовстве?

– Да, и приговорили к сожжению. Хотя она была невиновна. По крайней мере в колдовстве.

– А в чем же была ее вина?

– Чтобы понять, достаточно посмотреть на нее, мэм. Красота – вот ее единственное прегрешение. Этот дар небес может подарить счастье, а может стать тяжким бременем.

Быстрым и точным движением он вонзил ланцет в плоть Лиама, и тот слегка вздрогнул, ощутив «укус» стали. Тотчас же струйкой в миску потекла черная кровь. По мере того как ее становилось все больше, у меня возникло впечатление, что кровь уходит и из моих жил.