Райская лагуна - Кэролайн Пекхам

любви. Я не хотел огорчать старика, но мне и раньше приходилось проделывать это довольно часто по моей работе, так что к настоящему времени я был профессионалом в этом. Я бы сказал ему, что мне это неинтересно, что дело не в нем, а во мне, одновременно обнимая его и направляя его член в губы друга. Это было действительно прекрасно.

— Я не совсем понимаю, как это сделать. Но… мне нужно сказать тебе это, я… я…

— Любишь меня? — Предложил я с понимающим кивком, но в это время он закончил фразу.

— Я твой отец.

Холодная, мертвая тишина повисла, как мокрая рыба, выброшенная на берег.

— Прости… что? — переспросил я, уверенный, что ослышался. Либо же сейчас выяснится, что у Тома какие-то жуткие странности, и я не собирался в этом участвовать. Мне хватило таких вещей в «Кукольном Домике». И уж точно я не собирался надевать платье и притворяться его милой доченькой или что-то в этом духе, сколько бы денег он мне за это ни предложил.

— Я… твой отец, — повторил он, прочищая горло и переминаясь с ноги на ногу.

Я оглядел комнату, наполовину ожидая, что моя труппа выскочит и объявит, что это был розыгрыш, но никто не появился. Никакой съемочной группы во главе с тем чуваком из «Очень странных дел», никакого Эштона Катчера, смеющегося надо мной за то, что я попал в «Подставу» (Прим.: Американское тв. шоу). В комнате воцарилась оглушительная тишина, и Том Коллинз позволил этим словам просто повиснуть в воздухе, как мощному пердежу.

— Я знаю, что должен был сказать что-то давным-давно. Я собирался, правда. Когда я пришел сюда в первый раз, я собирался дождаться окончания шоу и сразу сказать тебе, но потом я увидел, как ты танцуешь, и я-я — о, Джей-Джей, это было чудесно, ты действительно потрясающе танцуешь. И я вдруг испугался, что ты отвернешься от меня, сказав, что не хочешь видеть меня в своей жизни. Да и зачем тебе это? Меня не было рядом, но, видишь ли… я не знал. Твоя мать никогда не рассказывала мне, а сделала это только много лет спустя. А потом стало слишком поздно, а я очень хотел быть частью твоей жизни, поэтому я просто… продолжал приходить сюда. Чтобы увидеть тебя. Я просто хотел видеть тебя.

Я уставился на него, вероятно, выглядя как тюлень с отвисшей челюстью, пытаясь осмыслить слова, которые он только что обрушил на меня.

Я покачал головой. — Но ты же Том Коллинз. Ты хотел мой член. — О, как бы я хотел, чтобы эти слова не покидали моих губ, когда он сморщился, выглядя так, как всегда, когда я выплевывал подобную чушь. И я внезапно понял, что это было на самом деле. Он не хотел мой член. Он был моим отцом. Он был моим гребаным отцом, а я неоднократно, НЕОДНОКРАТНО, говорил, что он хочет меня трахнуть. Прямо ему в лицо.

ПРЯМО.

ЕМУ.

В ЛИЦО.

— Докажи это, — потребовал я, переходя к обороне, потому что нет. Просто нет.

Он полез в карман, достал фотографию и трясущимися руками протянул ее мне. На ней был он с усами — гребаными усами! — с моей мамой на его коленях и его рукой на ее колене. Она была в полном облачении проститутки: сиськи наполовину вывалились, шпильки на ногах, а Том выглядел так, будто был чертовски влюблен, глядя на нее.

— Это единственная ее фотография, которая у меня есть, — сказал он. — Это было всего лишь одно лето, но я всегда буду помнить его волшебство. Одно, долгое, жаркое лето, полное острых ощущений, романтики и всего того, что показывают в кино. Я был под прикрытием, понимаешь? Это должна была быть работа, но, о боже, это было гораздо больше, чем просто работа. Твоя мама была ураганом, который я никогда не забуду.

Боже, что происходит? Он сейчас говорит о том, как трахал мою мать? Неужели он говорил мне, что в течение целого лета неоднократно трахал ее, и каким-то образом я должен был найти это милым?

Я вернул ему фотографию, отказавшись от нее. — У меня нет отца. Он не знал обо мне. Ты не мог знать обо мне.

— Как я уже сказал… твоя мама связалась со мной. Тебе было двадцать, ты только что открыл клуб. Она была пьяна, и я не уверен, что она вообще это помнит. Когда я попытался перезвонить ей на следующий день, она заблокировала мой номер. Но она рассказала мне о «Загробной Жизни», о том, что ты танцор и как она боялась рассказать мне правду о тебе, потому что, ну… — Он провел рукой по своим густым темным волосам. Волосам, которые были так похожи на мои.

Нет. Том Коллинз не мой отец. Он хочет мой член. О боже. О боже.

— Что «ну»? — Я надавил, но мой голос прозвучал как эхо обычной свирепости.

Он бросил на меня виноватый взгляд, затем достал что-то еще из кармана пиджака, показывая значок. Гребаный значок полицейского.

— Я детектив. И, очевидно, то, что я поддерживаю связь с женщиной ее… профессии…

— Ты коп, — вмешался я.

— Да, но…

— Ты коп, — повторил я.

— Да.

— Продажный коп? — с надеждой спросил я, но он замотал головой с выражением ужаса на лице, подтверждая мои худшие опасения. Он был законопослушным. Хорошим парнем. Готов поспорить, он заполняет все свои бумажки. О боже, как я мог быть родственником гребанного честного полицейского? За что мне такое проклятье?

— Я здесь не для того, чтобы создавать проблемы, Джей-Джей. Я присматривал за тобой. Я никому не собираюсь рассказывать о нелегальной проституции, которая…

— О боже, ты мой отец и ты коп, — я перебил его, снова глядя на него с широко распахнутыми глазами. Эта новость была еще более взрывоопасной, чем бомба об отцовстве, которую он только что сбросил.

— Я просто хочу узнать тебя поближе, — начал он.

— Узнать меня? Ты меня не узнаешь, — сказал я, чувствуя, как грудь сдавливает, словно под прессом. — Ты просто клиент. Ты Том Коллинз.

— Меня зовут Гван Пак. Ты можешь спросить обо мне свою маму.

— Тебя зовут не Гван, — отказался я.

— Эм… но я Гван.

— Нет, это не так. — Я указал на дверь. — Мне нужно, чтобы ты сейчас же ушел, Том.

— Да… я, хорошо. — Он опустил голову, признавая поражение, и вылетел за дверь, как мяч Уилоса в фильме Изгой. Перед тем как уйти, он оглянулся, и его глаза были полны каких-то блестящих эмоций. — Я очень горжусь тобой, Джонни Джеймс. И