Кровавая любовь - Карина Халле

Я вхожу в двери, чувствуя, как сила защитных чар проходит сквозь меня, и замечаю, как Вульф закрывает дверь в «Темную комнату».

— Тебе удалось найти кого-то из списка? — спрашиваю я, кивая на дверь.

— Всегда кто-нибудь да соглашается, — говорит он.

Несмотря на то, что у нас назначены ночи для кормления, мы работаем со списком доверенных людей-добровольцев. Я никогда до конца не пойму, почему люди хотят, чтобы пили их кровь, ведь они ничего от этого не получают, но не осуждаю их фетиш. И если бы не они, вампиры не смогли бы жить в Сан-Франциско. Безопасное место для кормления означает, что вампиры могут сосуществовать с людьми, не вызывая подозрений. Если бы каждый вампир должен был выходить и убивать, чтобы остаться в живых, начало бы накапливаться много мертвых тел, и именно на вампиров стали бы указывать пальцами. Такое случалось в большинстве городов по всему миру, но не в этом, и все благодаря мне.

— Рад, что с его ужином разобрались. Где Эзра? — спрашиваю я, поправляя запонки. — Как мы будем развлекать гостей без бармена?

— Ему пришлось уйти, — говорит Вульф. — Попробуй сам как-нибудь. Мне трудно поверить, что ты не был барменом в какой-нибудь из своих жизней.

Он одаривает меня своей фирменной улыбкой, а затем направляется к бару, чтобы приготовить напиток.

— Ты прав, — делюсь я, следуя за ним. — Я недолго работал барменом в Копенгагене. Но только потому, что пытался сблизиться с ведьмой, которая часто посещала бар. Мои напитки были чертовски ужасными.

— В это мне тоже с трудом верится, — возражает Вульф, и по чертовой искорке в его глазах я понимаю, что тот еще не закончил издеваться надо мной. Он берет бутылку скотча «Lapraigh» за баром, а затем стакан. Откручивает пробку. — Видишь, это легко. Сначала снимаешь пробку, потом наливаешь себе в стакан.

Я смотрю на него, отказываясь смеяться.

— Очень забавно, — сухо произношу я.

Вульф морщится, наливая скотч и пододвигая стакан ко мне.

— Вау, ты такой сердитый, когда Ленор нет рядом, знаешь это? Я и забыл, каким ты был сотни лет назад.

— А ты ведешь себя как придурок, когда Аметист нет рядом, — огрызаюсь я в ответ, беря скотч. В эту игру могут играть двое. Ленор и Аметист обе сегодня вечером устраивают девичник в баре или что-то в этом роде. Не буду отрицать, что я не в лучшей форме, когда рядом нет Ленор, но Вульф будет отрицать, пока рак на горе не свиснет, будто Аметист тут вообще не причём.

— Аметист? — говорит он небрежно. Слишком небрежно. — Я даже не заметил, что она ушла. У них девичник, да?

Я просто моргаю, глядя на него. Он знает, что да. И я не собираюсь упрекать его. Что бы Вульф ни чувствовал к Аметист, это не мое дело. Небеса знают, сколько раз Ленор упоминала о них в моем присутствии, как будто они не просто живут в этом доме, а являются героями какого-то реалити-шоу о знакомствах. Она убеждена, что они родственные души, и всякий раз, когда я твержу, что отношения людей и вампиров никогда хорошо не заканчиваются, та игнорирует это. Оказывается, моя полуведьма — неисправимый романтик.

— Да, девичник, — подтверждаю я через мгновение. — Ленор полезно выбраться из дома.

Вульф кивает, наливая себе выпить.

— Ты беспокоишься о ней.

Я медленно кручу стакан со скотчем в руке, рассматривая логотип «Темных глаз».

— Ей сложно адаптироваться.

— Ты забываешь, что она всего лишь наполовину вампир и всю свою жизнь воспитывалась как человек.

— Я этого не забываю, — огрызаюсь на него. — Я был рядом. Видел, как ее воспитывали.

Он приподнимает бровь.

— Тогда, возможно, ты забываешь, что это трудное время для любого вампира, который находится в процессе Перерождения. — Мой взгляд становится жестче, но Вульф продолжает. — И да, я знаю, что ты не такой, как большинство из нас. Серьезно. Но ты сказал, что не помнишь, каково было, когда Скарде обратил тебя. Ты забыл.

— Я заблокировал воспоминания, — говорю я тихим голосом.

— В любом случае, ты не помнишь. А я помню, что со мной было. Это чертовски тяжело, хотя я всю свою жизнь знал, что произойдет, когда мне исполнится тридцать пять. И видел, как то же самое случилось с моей сестрой, когда той исполнился двадцать один год, затем с братом. И к подобному никак не подготовишься. А Ленор прошла через это без всякого предупреждения, и никто из нас точно не знает, каково это для нее, потому что в нас нет ведьминой крови. Я считаю, она приспосабливается так хорошо, как только может, старина.

Я вздыхаю.

— Да. Это верно. Но я все равно беспокоюсь. Ее тело приспосабливается, но разум… и сердце. Не уверен, что она создана для такого образа жизни. Ленор слишком… мягкая.

— Она очень мягкая, — соглашается он, выпив. — Но именно поэтому ты в нее влюблен. Потому что столетия твоей жизни были тяжелые.

И неумолимыми. Годы были неумолимы.

— Я так сильно люблю ее, что даже не понимаю, как это возможно, — тихо признаюсь я, глядя в никуда.

Чувствую на себе удивленный взгляд Вульфа. Между нами воцаряется тишина. Хотя вампиры по натуре довольно эмоциональны и экспрессивны, я никогда не разглагольствовал о чем-то столь личном. Возможно, мягкость Ленор действует и на меня.

Не уверен, что мне это нравится. Нужно оставаться жестким во многих отношениях.

— Что ж, — говорит Вульф через мгновение, прочищая горло, — если тебе от этого станет легче, любовь не понимают даже люди, не говоря уже о нас. Возможно будет лучше, если это и останется тайной. — Я допиваю свой напиток, и он наклоняется через стойку, наливая мне еще. — И не беспокойся о Ленор. В конце концов, она придет в себя. Просто на это может потребоваться время.

— Знаю. Но тогда почему мне кажется, что время на исходе? — спрашиваю я, не в силах игнорировать мрачное предчувствие, которое не дает мне покоя с тех пор, как произошел инцидент с Яником. — Рядом с ней я болезненно ощущаю эти секунды, минуты, часы, дни, как будто время теперь ограничено, а не бесконечно.

— Может быть, это потому, что мы не знаем, насколько она бессмертна, — указывает он. — Мы знаем, что можем жить вечно, если захотим и только если будем осторожны. А как это работает с наполовину ведьмой, наполовину вампиром? Сколько сможет выдержать ее организм? Есть три способа убить нас, а сколько ее? И даже без этого, как долго она проживет естественным путем? Сто