Сладкий - Маша Ловыгина

– Бабка Люба зови! – отмахнулась женщина. – Я привычная. С чем пожаловали? – она прищурилась, остановив взгляд на Столетове.

– Я ненадолго, – тут же сказал Егор. – Сказали, у вас лекарство для собаки можно взять. Я заплачу, – он полез в нагрудный карман.

– Для собаки? – женщина усмехнулась. – А что сам-то огрызаешься аки псина?

– Что? – обомлел Егор.

– Женщину красивую обидел... Подумал про нее плохо.

– Ну, все, кранты, ребяты! Понеслось! – крякнул Слава. – Люб, ты бы без этих своих как-нибудь, а? Девушка у нас из самой Москвы пожаловала. Репортаж, значит, делать. А у тебя одна «Битва экстрасенсов» на уме!

– Репортаж – это хорошо. – Бабка Люба склонила голову к плечу. – Для репортажу у меня тоже есть, что сказать.

– Ну вот и поладили! Побёг я к Черемухиным, печь натоплю. Варвара у них ночевать будет. Дом запомнила? – спросил он у Вари.

– Ага, – кивнула она и стала стаскивать сапожки. – А там душ есть?

– Джакузи, епрст! – хохотнул Слава. – Ты уж с Любой договорись насчет бани. Может, завтра? Я вам и воды натаскаю, и спинки веником похлещу!

– Иди уже! Похлещет он! – замахнулась на него полотенцем Люба. – Жене своей веником грози!

– Все! Ушел! Покеда!

– А ключи? – крикнула вдогонку Варвара.

– А от кого нам тут запираться? – пожала плечами Люба. – Не боись. Божья земля... Или ничья... Никак не разберусь. Говоришь, для собаки тебе? – обратилась она к Егору.

Столетов прислонился к стене и мрачно взирал на Варю.

– Да. Привязался пес. Тощий, больной, наверное.

– И что же ты с ним сладить не мог? – Люба одернула занавеску, за которой оказались банки и коробки.

– Сладил. Просто подумал, что специальные препараты нужны, а у меня только... – он замолчал.

– На неделе Славка в Белозерск поедет, привезет тебе, что нужно. А пока, на вот, – она протянула ему бутылку из темного стекла. – Добавь в воду.

– Зелье, что ли? – скривился Егор.

– Самое что ни на есть ведьмовское.

– Так это правда, что вы гадать умеете? – спросила Варвара и села за простой деревянный стол у окна.

– А ты хочешь, чтобы я и тебе погадала?

– Даже не знаю... – смутилась она и бросила взгляд на Столетова.

Егор покрутил в руках бутылку:

– А не сдохнет?

– Так коли до тебя дошел, не сдох, с тобой и подавно выживет, – пробурчала Люба.

Столетов сунул бутылку в карман и достал портмоне:

– Сколько?

– Вот чудак... Бери за так, – Люба поставила посреди стола тарелку с блинами. – Али вот с нами садись? Пообщаемся.

– Нет, я пойду. Пора мне.

– Да вот и девушке пора, а она все одна... – пробормотала Люба, хмуря тоненькие брови.

– Пора? – эхом отозвалась Варвара. – Куда пора?

– Мужика своего от жены уводить, – отчетливо заявила Люба. – Вижу, что запал он на тебя.

– Зачем вы... – охнув, вскочила Варвара. – Я... Это неправда! Я вовсе не хотела!

– О как! – Столетов открыл дверь и как-то странно посмотрел на Варю. – Ну-ну! Ладно, бывайте!

Дверь захлопнулась. Над порогом взметнулись не успевшие растаять в сенях снежинки.

Варвара опустилась на стул, оглушенная только что услышанным. Закусив нижнюю губу, она положила руки ладонями на стол и сказала:

– Я не знаю, откуда вы все это взяли, но... Я не собираюсь никого ни у кого уводить. Я так решила.

– Решила она, – хмыкнула Люба и поставила на стол пузатую бутыль с мутноватой жидкостью. Вытащив пробку, втянула носом запах и довольно улыбнулась.

– И вообще, – Варвара передернула плечами. – Вы все придумали!

– Так что же, я, по-твоему, вру?

Варвара скрипнула зубами. Неужели гадалки никогда не врут? Врут! Еще как...

С таким лицом только в монахи

Хлопнув дверью, Егор вышел на улицу и, остановившись на крыльце, втянул всей грудью морозный воздух.

– Что б тебя... – сказал он непонятно кому и, прихватив пригоршню снега, обтер лицо. Но оно продолжало гореть, будто внутри полыхал костер, испепеляя и кожу, и мышцы, и кости.

Ни холодный скрипучий воздух, ни бьющий по глазам белый цвет не могли избавить его от жаркого неуемного желания, вдруг возникшего еще в грузовике. Дураком надо быть, чтобы не понять, что за оказия с ним вышла. Молодая курносая девчонка с этими ее накрашенными губками и пахнущими чем-то женским, свежим и сладким волосами. Городская фифа с отвратительным и приставучим характером, которую за каким-то чертом занесло в их глухомань. Ах, да, журналистка! Они все такие – прилипчивые, словно банный лист.

Понятное дело, тут прижалась, там ресницами похлопала. И вроде, не специально, а взбаламутила в нем все. Укуталась в эти свои глупые, ни фига не греющие меха, тонкими ножками перебирает, дрожит, а строит из себя! Столичная пресса, куда деваться.

Вот и Юлька его такая же – шубки, колечки, пальчики, коленочки...

– Тьфу! – он в сердцах мотнул головой и пошел прочь от дома.

Грузовика уже не было, но Егор знал, что тот стоит тут же неподалеку, во дворе одного из приземистых домов. Он остановился посреди дороги и подумал, что можно зайти к Славе, поговорить насчет его поездки в Белозерск. Переломить себя, человеком вновь почувствовать, но от него ведь потом не отвяжешься. Начнет выпытывать, что да как, про эту московскую дамочку наверняка заговорит... Ну его. И ее. Со своими бы проблемами справиться. А они вот, налицо – то бишь, в штаны упираются. Дребедень какая-то, ей-богу!

Егор направился к берегу, где оставил лыжи и палки.

«Скоро темнеть начнет, надо бы поторопиться, чтобы свечи ввечеру понапрасну не жечь, и керосинку не палить. Еды успеть сготовить, печь подтопить, пса этого несчастного до ума довести. Жив ли?»

– Да жив, чего ему сделается? – пробормотал вслух. – Раз до меня дошел и не околел, то и... Вот ведь ведьма! И как это у нее получается? – Егор цокнул языком: – Это она про Юльку, что ли? Ее, красивую, я обидел? Ой, нет, бабка Люба, ничего-то ты не ведаешь. Красивая...

Красота Юли была