Злодейка, приручившая Дракона - Аматариэль Джулианна Кортес

голове, но его поступки кричали об обратном. Эта дихотомия сводила меня с ума. Чтобы выжить рядом с ним, чтобы предсказывать его действия, мне нужно было понять его. Понять истинную причину его жестокости, его ледяного самоконтроля. И я снова и снова возвращалась мыслями к тому, что знала из книги — к его проклятию. В романе это была лишь красивая метафора, двигатель сюжета. Но что если, так называемое проклятие на самом деле существовало? Что если это было нечто реальное, физическое и мучительное?

Возможность узнать правду представилась совершенно случайно, в одну из долгих, бессонных ночей.

За окнами крепости бушевала гроза. Ветер выл в каменных трубах, а раскаты грома сотрясали толстые стены. Дождь хлестал по стеклу с яростью, словно пытаясь пробиться внутрь. Я не могла уснуть. Рана ныла в такт бушующей стихии, а тревожные мысли не давали покоя. Я лежала, глядя в потолок и слушая вой ветра.

И сквозь этот вой я услышала другой звук. Звук из соседней комнаты. Из его комнаты.

Сначала это был тихий, сдавленный стон. Звук, который мог издать человек, борющийся с невыносимой болью. Я замерла, прислушиваясь. Стон повторился, на этот раз громче, и в нем слышались нотки отчаяния. Это была не физическая боль от раны. Это было нечто иное, глубинное, идущее из самой души.

Любопытство, смешанное со странным, непрошеным беспокойством, взяло верх над осторожностью. Я с трудом сползла с кровати, морщась от боли в плече. Накинув на плечи шаль, я на цыпочках, босая, доковыляла до двери, соединяющей наши комнаты. К моему удивлению, она не была заперта на засов, лишь плотно притворена. Видимо, он хотел иметь возможность войти ко мне в любой момент, если мне станет хуже.

Я осторожно, миллиметр за миллиметром, приоткрыла дверь, оставив лишь крошечную щелочку, и заглянула внутрь.

Его комната была освещена лишь вспышками молний. Мужчина не лежал в постели. Он стоял посреди комнаты, спиной ко мне. Он был без рубашки, и даже в полумраке я видела, как напряжены мышцы на его широкой спине. Генерал стоял, слегка сгорбившись, его руки были сжаты в кулаки, а все его тело дрожало от чудовищного внутреннего напряжения.

В следующую секунду очередная вспышка молнии озарила комнату ярким, мертвенным светом, и я увидела. Увидела то, от чего у меня по венам вместо крови побежал лед.

Вся его спина, от шеи до поясницы, была покрыта сетью тонких, ветвящихся линий. Они светились изнутри тусклым, болезненным лазурным светом, точь-в-точь как его глаза. Это было похоже на трещины на старинном фарфоре, на русло высохшей реки, по которому течет не вода, а чистая, неконтролируемая магическая энергия. В некоторых местах эти линии сходились в уродливые узлы, которые пульсировали в такт его сбившемуся дыханию.

Это было ужасающе и в то же время завораживающе. Я поняла, что смотрю на его проклятие.

Генерал снова издал стон, на этот раз больше похожий на рык. Мужчина откинул голову назад, и я увидела в отражении оконного стекла его лицо, искаженное агонией. — Нет… — прошептал он, и его шепот был подобен скрежету камней. — Опять… Огонь… он сжигает… всегда сжигает…

Кай говорил обрывками фраз, словно находясь в бреду или переживая заново какое-то страшное воспоминание.

— Кровь на руках… их кровь… Не смог… не сдержал…

Его тело выгнулось дугой. Светящиеся линии на его спине вспыхнули ярче, и я почувствовала, даже через стену, волну необузданной, дикой энергии, от которой задрожал воздух в моей комнате.

И тут до меня дошло.

Его проклятие — это не метафора. Это реальная, физическая пытка. Его драконья сущность, его невероятная магическая сила была ядом, который медленно разрушал его изнутри, пытался вырваться наружу, расколоть его тело, как скорлупу. Его легендарный самоконтроль, его холодность, его жестокость — все это было плотиной. Плотиной, которую он выстроил внутри себя, чтобы сдержать этот бушующий, смертоносный океан. Любая сильная эмоция — будь то гнев, страсть или… или благодарность и страх за другого человека — была трещиной в этой плотине. Любой всплеск чувств мог привести к катастрофе, высвободив силу, способную уничтожить и его самого, и все вокруг.

Мой поступок в ущелье… мое ранение… все это пробило брешь в его защите. Та забота, которую он проявлял, та ярость, которую он испытывал — все это разрушило его внутренние оковы, причиняя ему невыносимые страдания. Мужчина ухаживал за мной, и это его убивало.

Осознание обрушилось на меня с силой лавины. Я смотрела на могучего генерала, которого боялась вся империя, и видела не монстра. Я видела узника, запертого в клетке из собственной силы. Я видела измученную душу, которая каждую секунду своей жизни вела отчаянную, одинокую войну с самой собой.

Ужас и благоговейный трепет смешались во мне с новым, незнакомым чувством. Это была не жалость. Такие, как он, не нуждались в жалости. Это была эмпатия. Глубокое, пронзительное понимание его боли.

Я не знала, сколько я так простояла, завороженная этим страшным зрелищем. Наконец, он, шатаясь, добрел до стола и залпом выпил какой-то темный отвар из стоявшего там флакона. Свечение на его спине медленно пошло на убыль, дрожь унялась. Мужчина тяжело опустился в кресло, закрыв лицо руками. Битва на эту ночь была окончена.

Тихо, как мышка, я прикрыла дверь и вернулась в свою постель. Мое тело трясло. Но не от холода или страха. От шока. Боль в плече казалась теперь незначительной царапиной по сравнению с той вечной агонией, на которую он был обречен.

Я лежала в темноте, слушая, как затихает гроза за окном, и понимала, что этой ночью изменилось все. Моя цель больше не была просто выжить. Теперь у меня была другая цель. Понять. Понять его тайну до конца. И, может быть, — мысль была безумной, дерзкой, самоубийственной, — найти способ ему помочь. Не ради него. Ради себя. Потому что я вдруг осознала, что наши судьбы переплелись гораздо сильнее, чем я могла себе представить. Я заглянула в его личный ад. И теперь я не могла просто отвернуться и уйти.

Глава 15

После той ночи, когда я узнала его тайну, невидимая стена между нами стала еще выше, но при этом — прозрачней. Его молчание больше не казалось мне холодным жестоким безразличием. Теперь я видела в нем титаническое усилие, борьбу, которую он вел каждую секунду, чтобы удержать своих внутренних демонов в узде. А моя тишина перестала быть просто осторожностью. В ней появилось сочувствие, которое я отчаянно пыталась скрыть, зная, что любая