Дом на краю звезд - Алена Викторовна Медведева

к моей шее. Продрогшее тело не реагирует на клыки, впивающиеся в кожу. Я лишь отстраненно «чувствую» его глотки, когда твердые губы прижимаются к коже. Три, порой четыре больших глотка, последний и самый сильный толчок, прежде чем он отстраняется. В одно мгновение пропадает мучительное ощущение тяжести.

Последнее касание – его пальцы мимолетно задевают мое запястье, когда он нажимает камень на браслете, что вернет меня домой – в тепло кровати. В мою огромную квартиру, что в обычные дни кажется мне холодной и пустой. Но только не в мгновения «возвращения» - тогда меня окатывает жаром облегчения и тепла: все лучше ледяного страха темноты и присутствия чудовища.

Вот она моя «семейная» жизнь. Каждый раз, вернувшись, я не один час отогреваюсь под одеялом, стуча зубами и заливаясь слезами от боли и обиды на судьбу. «Отмираю», отходя от пережитого, каждый раз, словно, заново возвращаюсь к жизни. И еду на работу, отчаянно цепляясь за остатки «нормальности» и смысла в своем существовании.

- Юлия Генриховна, машина подана, - обрывает поток воспоминаний голос секретаря.

Тряхнув головой, отгоняя ненужные мысли и яркие образы, вызванные огоньками гирлянд снаружи, встаю и выхожу из кабинета. И продолжаю наблюдение за настоящей жизнью уже из окна машины. Праздничная ярмарка, смеющиеся люди, целующиеся счастливые парочки…

- Остановите! – В какой-то момент, таящаяся в глубине души боль, достигает предела. Сидеть и терпеть ее - нет сил. Даже мне, смирившейся уже с собственной участью, отчаянно хочется хоть на миг тоже почувствовать себя живой… настоящей… счастливой. Может быть, если поброжу среди этой, празднично настроенной толпы, немного полегчает?.. – Я пройдусь пешком.

Лицо водителя непроницаемо – он не имеет права оспаривать мои решения. Первый же шаг на тротуар и меня затягивает в поток движущихся в предпраздничной суете людей. Они спешат, они предвкушают, они… свободны. Но чем дальше я иду, тем отчетливей понимаю: не поможет! Мне не стать «своей» на этом празднике радости. С каждым шагом, наоборот, отчетливее ощущается пропасть, развернувшаяся между нами. И дело не в моем статусе и очевидном достатке. Просто им дано прожить жизнь так, как они это пожелают. А мне…

Смысл моего существования в том, чтобы служить вещью одного существа. Вряд ли дорогой и очень нужной. И точно легко заменимой.

Боль накатывает ошеломительным потоком – глаза застилают слезы, ноги дрожат, а руки суетливо обвивают собственные плечи. Я замираю посреди толпы совершенно чуждых мне существ. Одинокая, несчастная и не принадлежащая сама себе.

В этот момент вдруг нагревается рубин…

«Как не вовремя!»

***

Не знаю, что случилось сегодня. И что послужило причиной «сбоя»? Я достигла предела, не способная более выносить это самоуничижение? Жизнь… нет, существование в качестве вещи? Или это окружавшие меня люди, в массе своей сегодня с радостью спешащие домой в предвкушении праздника? В большинстве своем – счастливые и не одинокие. Люди, которых я избегала все эти годы, и вот сейчас так неосмотрительно приблизилась к ним.

Или это боль окончательно захлестнула мою душу? Чувство одиночества стало невыносимым… ощущение ненужности – подавляющим.

Кровавый камень вдавила рефлекторно, привыкнув к слепому подчинению. Думала, что и безропотно терпеть «использование» привыкла, но…

Тьма и холод так знакомо окутали тело. Мужские ладони на плечах, и я падаю на такое знакомое ложе – это ощущение не спутать ни с чем, пусть и не видела «матрас». Ветерок уже гуляет по моему телу, ледяным дыханием остужая горечь, притупляя чувства и служа «анестезией». Ни слова приветствия, ни звука радости от встречи. Меня привычно уже раздевают и наваливаются сверху. Впрочем, наваливаются это сильно сказано.Онкак всегда стремится избежать любого лишнего соприкосновения. Минимум касаний, необходимых для удовлетворения потребности.

Не во мне, а в теле. Женском покорном и безмолвном теле.

«Словно это я нечто безобразное… омерзительное… чуждое!»

Я одинока даже в своей отверженности. Эта мысль – такая знакомая и давно принятая мной – именно сегодня невыносима. Перед глазами все еще стоят счастливые лица горожан, отражающиеся в подсвеченных гирляндами праздничных витринах. Так нестерпимо обидно чувствовать себя пусть и на миг частью чего-то общего. Наши тела именно сейчас близки до предела.

«Он – самое близкое мне существо, - замираю я, потрясенная роковой мыслью. Ужасающей по своей безысходности мыслью. – Вопреки моему желанию, это так. Все эти годы ни с кем другим для меня не было большей близости. Пусть не душевной, но физической…»

Мысль вызывает оторопь. Я знаю правила этой невидимой встречи и уже на уровне рефлексов предугадываю миг, когдаеголицо склоняется к моей шее, чтобы укусить. И тут… в странном забытье потрясения, я так отчаянно жажду спастись от разъедающего душу изнутри одиночества, что, даже не осознавая это, вдруг касаюсь его рукой.

Правила известны. Мои руки всегда лежат вдоль тела, мне не позволено что-то делать. Никакой инициативы! Активного участия в происходящем, только пассивное смирение. Так было всегда… Да, иного и не предположить – так велик мой страх перед ним. Но сегодня…

Всего на секунду задумавшись, шокированная страшным откровением, я забываюсь. Ведь это так естественно – обнять за шею того, кто склонился так близко? Кто связан с тобой в этой миг теснейшей связью? Чье тело сейчас – продолжение твоего?..

Конечно, все это не про нас. Но на миг чувство одиночества затмевает страх. И я поступаю как свойственно моей природе – отвечаю сближением на сближение.

В первое мгновение сама толком не понимаю, что чувствую. Осознание свершившегося запаздывает, я обняла плечи склонившегося надо мной для укуса мужчины, что зовется моим мужем, обняла чтобы «почувствовать» близость всем телом. Испытать ощущение общности хоть на миг, хоть так… ограниченно и ущербно. Мозг быстрее анализирует тактильные образы, нежели факт страшной ошибки – я совершила непозволительное, словно страшится признать свершившееся!

Онзамирает тоже. С клыками, едва-едва прокусившими мою кожу. Я чувствую тончайшую струйку крови, что устремляется к груди. Вообще, чувствительность резко обостряется. Даже холод отступает под натиском прокатившейся по телу испарины – это жар паники. Чувствую что дрожу, готовая в следующий миг… к чему?

Сорвать с места в спасительном рывке побега? Но куда спешить в этой тьме. Погибнуть, в ярости уничтоженная «супругом»? Это вероятнее, но я не чувствую гнева. Скорее… недоумение! Оно разливается тонким флером в окутывающей наши тела тьме.

Мы оба не дышим несколько секунд в напряжении задумчивой паузы. Или это все мерещится мне в кошмаре?.. Даже наши тела замирают в вынужденной паузе –онотстраняется.

Моим предположениям не суждено сбыться –он, по моим ощущениям слегка