Хозяйка поместья с призраками - Алекс Ривер

Анна подошла и развернула его. Ручная вышивка почти не оставила сомнений в том, что платок этот действительно принадлежит Берте. Вряд ли в этом мире уже повсеместно продают одинаковые станочные изделия. Внутри лежало несколько стеблей сушеного чабреца, домашнее печенье и маленькая, грубо вырезанная из дерева фигурка зайца. Рядом с ней обнаружился смятый клочок оберточной бумаги. На нем немного корявым почерком было выведено: «Он боится старой мельницы. Там его тайна».

Сердце Анны заколотилось. Это было послание от Берты. Прислуживая в поместье, она вполне могла научиться читать и писать. Тем более, что фон Хольты предпочитали грамотных слуг, считая их более рачительными и понятливыми. Жена Мартина не смогла поговорить с молодой хозяйкой Вороновой усадьбы сама, но нашла способ передать важную информацию. Итак, барон боится старой мельницы. Интересно, почему?

Анна спрятала платок и фигурку в карман, чувствуя прилив сил. Всё же она была не так одинока, как ей казалось. Пусть жители деревни и боялись барона, но в их молчании зрело семя сопротивления.

Переступив порог дома, Анна почувствовала знакомое изменение в атмосфере. После враждебной тишины деревни воздух Вороновой усадьбы показался ей почти... живым. Он был наполнен едва уловимыми запахами воска, старых книг и сухих трав, а тишина не казалась пустой, а словно полнилась легким, незримым движением.

Решив не откладывать, Анна отправилась не на кухню, чтобы порадовать Лилию подарками Берты, а в библиотеку. Нужно было свериться с найденными бумагами, но кроме того, ей предстояло подумать, и лучше всего это выходило в тишине и уединении среди мудрых, но безмолвных книг.

Она присела в кресло у камина (пустого и холодного, но все еще бывшего сердцем комнаты) и разложила на низком столике драгоценные доказательства. В этот момент ее взгляд упал на книгу, лежавшую рядом на столе. Не ту, что о звездах, и не сборник сказок. Это был толстый, в потертом кожаном переплете том без названия на корешке. И вчера его там совершенно точно не было. Новое послание от призрачных друзей?

С любопытством Анна открыла книгу. Страницы оказались тонкими, пожелтевшими, испещренными текстом, написанным разным почерком. Это был дневник. Или, скорее, домашняя хроника. Листая ее, она поняла, что вела ее не одна рука – почерки менялись от строгого и вычурного до небрежного и округлого. Это была летопись поместья, которую поколения фон Хольтов вели для себя.

И вот ее взгляд зацепился за одну из записей, помеченную датой почти столетней давности. Автор, представившийся как «Готфрид фон Хольт», с юмором и нежностью описывал свою супругу, графиню Ингрид – ту самую гордую старуху с портрета в холле. Оказывается, в зрелом возрасте она слыла светской львицей и снобом, но в молодости была отчаянной головой: в одиночку объезжала норовистых жеребцов, тайком читала запрещенные философские трактаты и однажды, переодевшись юношей, сбежала на неделю в столицу, чтобы посмотреть на приезжий театр. Ее муж ловил ее, ругался, но в этих записях сквозили такие горячие любовь и гордость женой, что у Анны потеплело на душе. Она узнала в этой истории ту своенравную женщину, которая являлась ей в зеркалах. Ее «снобизм» был не высокомерием, а наследием той яркой, свободной жизни, которую она прожила и которую так яростно защищала – даже после смерти.

Перелистывая страницы, Анна погружалась в жизнь и будни целой череды фон Хольтов и их домочадцев. На одной из страниц, написанных бисерным летящим почерком, развернулась целая трагедия. И хотя она не относилась к самой семье, неизвестный автор решил, что нужно её запечатлеть. Описывали страшный пожар на кухне, случившийся из-за опрокинутой свечи. В том пожаре по неосторожности погиб мальчик-поваренок, лет десяти. Звали его Томас. Он был сиротой, привезенным в усадьбу из деревни, и очень боялся темноты. В ту ночь он тайком пробрался на кухню, чтобы затеплить свечу, которую, наверное, хотел поставить у кровати. «Славный, добрый мальчик, – описывал его неизвестный автор. – Подкармливал бездомных щенков и птиц, часто улыбался. А теперь его некому даже оплакать. Я распорядилась о похоронах. Да будут благосклонны к нему боги!» Анна представила того самого застенчивого мальчика, который теперь мог проходить сквозь стены и порой играл с солдатиком Мишеля. Его смерть была нелепой случайностью, а не злым умыслом, и, видимо, поэтому его душа осталась такой же чистой и доброй. Похоже, симпатичная галька и лесные ягоды были делом его призрачных рук.

Спустя несколько страниц Анна нашла то, что искала. Небольшой, вложенный между страниц листок, исписанный изящным почерком. Это было письмо. Письмо от Ингрид фон Хольт к ее сестре, так и не отправленное. Видимо, кто-то из предыдущих фон Хольтов нашёл его на первых страницах, и, не придав значения, использовал в виде закладки. В нем первая владелица Вороньего поместья с ледяной яростью описывала некоего «выскочку-советника К.», который с помощью подлых интриг и подложных долговых расписок пытался отобрать у их семьи часть земель. «Он думает, что может безнаказанно воровать, как крыса, таская по зернышку наше доброе имя и наше состояние, – писала графиня. – Но он не знает, что фон Хольты никогда не сдаются. Я буду бороться за этот дом до последнего вздоха. И даже после».

Анна откинулась на спинку кресла, чувствуя, как по рукам и спине бегут мурашки. Крыса. Та самая запонка с агатом. Барон Кригер. Методы его семейства, похоже, не изменились за сотню лет. Только если предок барона наверняка знал о фон Хольтах всё, то у нынешнего Кригера этого преимущества не было. Его методы обязательно подействовали бы на юную сиротку Анастасию, но он не знает, что на самом деле камнем в его ботинке стала образованная, умная и опытная взрослая женщина, которая привыкла не сгибаться под ударами судьбы.

Анна усмехнулась своим мыслям и вернулась к чтению. Она больше не видела в призраках безликие потусторонние силы или эксцентричных, но бессмысленных обитателей поместья. Теперь это были личности. Со своими трагедиями, историей, характером и, что самое главное, с объединяющей их любовью к этому месту. Они были не просто «призраками». Они были стражей. Хранителями домашнего очага. И теперь, когда дому снова угрожала уже знакомая им опасность, они вставали на его защиту. И на защиту новой хозяйки тоже.

Она аккуратно закрыла книгу, словно боялась потревожить уснувших между строк. Теперь ее решимость окрепла. Она сражалась не только за себя и