Навязанная семья. Наследник - Мария Николаевна Высоцкая

— Если тебе не трудно, предупреждай меня, когда они здесь. У меня нет времени и желания участвовать в этом театре.

— Хорошо, — киваю, как болванчик.

— На субботу я уже договорился с няней. Она посидит с Ильей. Ты же помнишь про наш выход?

— Помню, — снова киваю.

— Хорошо. Вы со стилистом что-то подобрали?

— Да, — шепчу.

Дима в эту же секунду пробегается по мне глазами. Сегодня я в бледно-голубом домашнем костюме, который мы выбрали со стилистом.

— Вижу, — уголки губ Димы заостряются. — Тебе идет.

— Спасибо.

— У меня есть пара нерешенных вопросов по работе, — передает мне Илью. — Если не трудно, позови, когда они уедут, — кивает на гостиную, имея в виду моих родителей. — Ты укладываешь Илью в девять, — смотрит на свои часы, — я бы хотел поучаствовать.

— Ладно, — бормочу, чувствуя себя странно. Сегодня он словно говорит со мной иначе?!

Дима кивает и уходит, оставляя меня с Ильей у лестницы, а моих родителей — внутри дома.

Это какая-то поблажка? Манипуляция? Или он просто делает все это ради сына?

19

Дима

Карина появляется в дверях очень внезапно, и, если честно, меня удивляет ее пунктуальность. Тут же убираю смартфон в карман и поднимаю на нее взгляд.

Как только это случается, дыхание предательски перехватывает. Карина стоит передо мной в черном платье, подчеркивающем все достоинства ее фигуры, каждый изгиб которой знаком моим рукам…

В свете люстры её кожа кажется фарфоровой, а губы соблазнительно манящими.

Сглатываю вставший в горле ком и едва заметно киваю. Карина тут же копирует меня и делает шаг навстречу.

— Ты невероятно красива. — Слова срываются с языка сами.

Я не планировал ей этого говорить. В нашей ситуации — это похоже на бред и горячку, и тем не менее я это озвучил.

Карина вздрагивает, и по ее щекам разливается тот самый румянец, который сводил меня с ума в прошлом.

— Спасибо, — шепчет, наконец взглянув мне в глаза. — Можно сделать вывод, что это, — касается ладонью ткани платья, — подходит под дресс-код заявленного мероприятия?

Я молча киваю и, пропустив Карину вперед, открываю для нее дверь. Она накидывает на плечи короткую шубку и выскальзывает на улицу.

Водитель тут же выскакивает из машины и подает Карине руку, чтобы помочь сесть.

Она негромко его благодарит. Пока я огибаю багажник и сажусь рядом с ней. Нас разделяет встроенный подлокотник, на который Карина опускает свою руку.

Ее тонкие пальцы с прозрачным покрытием на ногтях побуждают во мне желание к ним прикоснуться.

Мне дико хочется протянуть руку и накрыть её ладонь своей.

Хочется почувствовать тепло ее тела и бархатистость нежной кожи.

Это даже в моей голове звучит безумно, поэтому все, что я делаю, это сжимаю пальцы в кулаки и отворачиваюсь. Только вот и в этом меня хватает ненадолго.

Я слышу, как она дышит. Слышу каждый шорох. Слышу, как у нее бьется сердце.

Это мания. Она была тогда. Она есть и сейчас.

Одержимость.

Это не поддается объяснению. Просто я увидел ее тогда и понял, что не отпущу. Никогда.

Жаль, что реальность сложилась иначе…

Но, несмотря на все, что между нами произошло, мои чувства к ней никуда не делись. Я по-прежнему ею одержим… и если честно, в этом временном совместном проживании вижу какой-то уродливый, возможно, абсолютно нечестный, но шанс на сближение, несмотря ни на что.

Я бы даже сказал, вопреки самому себе...

— Илья сегодня с таким серьезным видом наблюдал за тем, как я чищу зубы, — произношу невпопад и понимаю, что улыбаюсь.

Вообще с новостью о сыне улыбка на моем лице и правда стала появляться чаще. А еще она стала более искренней…

Илья перевернул мой мир. Ворвался в него с ноги.

И как бы я ни был зол на Карину за то, что она его от меня скрыла, то чувство, что сидит в моем сердце к этому парню, перекрывает абсолютно всю мою ярость в отношении его матери.

Я сам вырос без родителей, поэтому чтобы Карина обо мне не думала, я могу лишь угрожать ей тем, что отберу ребенка. В реальности же я ни за что не пойду на такой шаг.

Карина реагирует на мои слова улыбкой.

— Он вообще очень любит, когда ты приходишь, — шепчет. — Ему нужен отец.

Я киваю, чувствуя, что пространство между нами заполняется чем-то легким и настоящим.

Человечным.

Взгляд тут же скользит по Карине, и я чувствую, как ледяная глыба отстраненности и обиды внутри меня в очередной раз дает трещину в отношении этой девушки.

— Я рад, что ты это понимаешь, — произношу максимально миролюбиво. — И хочу, чтобы тебе в этом доме тоже было хорошо.

Карина распахивает глаза шире, глядя на меня не просто с удивлением; она смотрит на меня как на душевно больного.

— Я серьёзно. Мне не хочется, чтобы ты чувствовала себя пленницей или заложницей обстоятельств в моем доме. Ты мать моего сына. Я обязан тебе уже за то, что ты его родила…

Карина растерянно поджимает губы, явно не понимая, что говорить и как реагировать на мой эмоциональный выпад.

— У меня нет желания с тобой воевать. Я просто хочу быть рядом с Ильей, но отпустить тебя сейчас тоже не могу. Ты нужна мне на этих выборах.

— Очень откровенно, Дима, — шепчет Карина. — Я не ожидала…

Я на ее слова лишь пожимаю плечами.

— Спасибо, что не устроил скандал при моих родителях и что не выгнал их, я давно хочу за это поблагодарить, — в её голосе пробивается слабая, смущённая улыбка.

— Они очень сильно меня бесят, — ухмыляюсь. — Но Илья их внук, поэтому, — развожу руками.

Карина облизывает свои намазанные блеском губы, а потом растягивает их в улыбке.

Очаровательной, искренней, живой.

В горле тут же образуется ком. Я сглатываю и, чуть заострив уголки губ в ответ, перевожу свой взгляд в окно, потому что мой мозг сейчас видит не просто женщину, которая родила мне ребенка.

Меня натурально сводит с ума ее запах, голос, краснеющие щеки, линия декольте и даже тонкие пальцы рук.

Так мы снова погружаемся в молчание, но теперь оно не гнетет. Скорее наоборот, позволяет