Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры - Ольга Эрлер

— О, да, ты права. А во мне — один безмерный эгоизм!

— Таис идет, — перебил Птолемея Неарх.

«Доброе утро», — вяло приветствовала она всех. Не глядя ни на кого, она села за стол, поджала ноги и стала есть недоеденную Леонтиском кашу. Она медленно подносила ложку ко рту, снимала губами слой за слоем, в несколько приемов съедая ложку. Все молча смотрели на нее и думали об одном — некоторое время назад Леонтиск так же ел кашу и получил за это замечание.

Так сидела она, смотрела в никуда, задумчиво глотала холодную кашу. Мокрый хитон прилип к груди, худым плечам, короткие нечесаные волосы клубящейся тучей окружали ее осунувшееся, но, наперекор всем страданиям, все еще прекрасное трагической скорбной красотой лицо. Таис рассеянно обвела опухшими глазами молчаливую компанию.

— Что? — Ее взгляд остановился на Неархе.

— Отчего ты такая мокрая? — спросил он мирно.

— От воды…

— Сегодня хороший день, — продолжал он невозмутимо. — Хорошо провести его на воде.

— Я не плаваю.

— У воды, — спокойно уточнил он.

— Мне надо спать, я не спала ночью.

— Поспишь на траве, в тени ив, или в беседке в гамаке. Там посвежее.

Птолемей и Геро молча следили за этим странным разговором.

— А что будешь делать ты? — спросила Таис, глядя мимо него.

— Оберегать твой покой, — ответил Неарх.

— Мне не нужны такие жертвы.

— Это не жертва, а удовольствие.

— Я о другом… — рассеянно проговорила она, потом нахмурилась своим мыслям, не глядя, поставила тарелку почти мимо стола, невесомо встала и удалилась, как видение, пришелица из другого мира, оставив присутствующих в разных чувствах.

Неарх отошел от дел. От большой политики, от большой драки. На его веку, решил он, хватило честных драк. С врагом. Другое было неприемлемо. Как поначалу Птолемей ни пытался заинтересовать его совместной деятельностью, Неарх остался непреклонен. Но, как мужчина в лучших годах, привыкший к трудам, к наполненной жизни, он не мог сидеть без дела. Поэтому занялся тем, что привлекало его больше всего — морем. Пока что это была морская торговля. По-настоящему его интересовали исследовательские путешествия — поиск далеких неизведанных стран, открытие новых путей и испытание новых возможностей. То, что интересовало Александра. То, что они так увлеченно обсуждали в последний год его жизни и чему не суждено было случиться: не достиг Александр морским путем всех пределов ойкумены и не посмотрел на них своими глазами. Пока что Неарх не мог оставлять Геро одну, ведь на ней было все — два дома, больная Таис, дети, и в большом хозяйстве требовалась мужская рука. (Птолемей был часто в отлучке — то в Александрии, то на войне.)

Смерть Александра и все, что произошло потом, потрясли Неарха до глубины души и заставили по-новому задуматься над жизнью, ее смыслом и ценностями. Пережив шок, он стал искать выход. Своим умом он дошел до тех мыслей, которые отвергла Таис. Он принял философию «проживи незаметно», то есть тихо, спокойно, в своем тесном мирке с его маленькими радостями. Мир хаотичен, бессмыслен, жесток и несправедлив. Все в нем невечно и преходяще, все, кроме смерти. И любовь, даже самая большая, — не спасает от смерти. Вечная любовь не делает жизнь вечной. Неарх убедился в этом на примере Александра и Таис ему было тяжело умирать, оставляя ее, ей тяжело жить без него. Такая вот жестокая расплата за святую любовь. Что же из этого следует? Живи спокойно, пока живется, и радуйся тому, что есть. И это все? — И это все.

И все же…

— Мне приснился сегодня Александр, — нарушил Неарх долгое молчание. — Ничего не сказал, только смотрел своим непередаваемым взглядом. — Неарх закусил губу, пытаясь побороть прилив горечи и… нежности, сдавившей горло. — И так грустно улыбался, грустно и… ласково. Мне стало стыдно перед ним, но и радостно, что я его вижу… — Подбородок его задрожал, и он отвернулся, глянул на залитый солнцем сад с фонтаном, и глаза его заслезились. От солнца.

— Я вам не рассказывал, — заговорил после долгой паузы Птолемей, — помните, когда был пожар в комнате Таис?

Еще бы не помнить. Где-то год назад. Все обошлось паникой среди домочадцев, сгоревшими занавесками и попорченной мебелью в спальне Таис. Птолемей залил огонь, подбиравшийся к ее постели, и вынес Таис, до такой степени напичканную снотворным, что она не проснулась ни от огня, ни от криков вокруг.

— Я тогда сказал, что почувствовал запах дыма. Ничего я не почувствовал. Я сидел за столом, читал, ничего не видел и не слышал. И вдруг чувствую: пристальный взгляд, кто-то сидит передо мной и смотрит. Подымаю глаза — весь похолодел, чуть не умер на месте — сидит Александр!

— Ах! — воскликнула Геро.

Птолемей выдохнул шумно, потер лоб:

— Вот так, как ты, — обратился он к Геро. Птолемей покачал головой, представив тот жуткий момент и, собравшись с духом, продолжил: — И говорит так строго: «У Таис в комнате пожар. Следи за ней как следует, я ведь тебе ее доверил». И исчез, как облако растворилось. Клянусь Зевсом, я пока к жизни вернулся, выбежал в сад, смотрю, действительно пламя мерцает из ее комнаты…

— И каков он был? — спросила пораженная Геро.

— Как тебе сказать… — Птолемей поднял глаза и задумался на миг. — Знаешь, когда бревно прогорит, от него идет такое свечение. Так и от него как бы марево, свет исходил, а так — величественный. В белых одеждах. Я даже не столько пожаром был напуган, как этим полуночным визитом.

— Могу себе представить, — прошептала Геро.

«Значит, есть любовь, которая сильнее смерти», — поразился Неарх. Он снова вспомнил взгляд Александра во сне и то чувство вины, которое он пробудил в нем. Александр не осудил, а стало стыдно. «Почему, от того, что я жив, а он — нет, или от того, что жизнь так изменилась, а я ни во что не вмешиваюсь? Или от сожаления, от тоски по прежнему, по прекрасному невозвратному?.. Понимает ли Птолемей, все остальные, что мы всем обязаны ему? Не будь Александра с его дерзкими мечтами, уверенностью, что он победит Перса, перед которым трепетали и заискивали поколения греков, сидели бы все мы в Македонии по своим поместьям, а в перерывах между пьянками ходили бы в походики-грабежи на соседей. И в этих „геройствах“ состарились. Жили бы, как скоты, и не замечали бы этого. Вряд ли Птолемею снилось, что он станет хозяином Египта. А вот Александру снилось, и он претворил свои сны в жизнь. И нам всем перепало… Великие желания определяют великую судьбу. Настоящему мужчине нужно все — весь мир, и он добивается того, чего действительно хочет: самой громкой и заслуженной славы, самых доблестных подвигов, самой действенной власти, самой красивой женщины.

Но как же хорошо было его увидеть! Больно, но сладко… С каким человеком мне посчастливилось жить! Божественный Александр».