План "Перехват" - Евгения Озерова

— Не зачем, а почему! — поправила Катя, которой, похоже, доставляло удовольствие ловить слухи о Насте и пересказывать их. — Потому что твой Влад — он ведь айтишник, верно? — так вот, он разрабатывает какие-то сверхсекретные штуки для Министерства обороны, поэтому вас обоих засекретят!

— А, — ровным тоном отозвалась Настя. — Понятно. В ЗАТО, наверное, отправят жить.

«Зачем ты это сказала? Только свои страхи разгоняешь…» — пронеслась мысль.

— Точно! — озарило Катю. — Я им сама это скажу, разрешаешь? Так, куда бы тебя загнать… Чтобы подальше от Москвы?..

Настя кивнула. Пусть говорит, что поделать?.. Чем больше вокруг нее недостоверной информации, тем лучше: главное, чтобы не стали достоверную распространять.

— И еще. Во-вторых! Коля Старостин не зря с тобой общался: его тоже отобрали в эту программу!

— Ну, знаешь, я что-то не заметила, что он в сверхсекретном оружии хорошо разбирается, — не удержалась от подколки Настя. — В политике — да, в социологии, научной психологии, журналистике и пиаре — тоже есть такое…

— А это, наверное, психо-социо-политическое оружие! — сощурилась Катя. — Не просто информационная война, а что-то… Ну, были же слухи про всякие низкие частоты…

— Кать, — не выдержала Настя. — Вот только про психотронное оружие не надо! А то знаешь, есть один телеканал…

Но Катя загорелась окончательно:

— О! Гениально! Классно, что ты вспомнила! Вечером сегодня посмотрю пару программ — сочиню такое! Такое! Все ахнут!

Настя уже хотела разозлиться, но тут на них шикнули. Поэтому она помолчала пару минут, чтобы успокоиться, и спросила на несколько тонов ниже:

— Кать, скажи, зачем тебе это все? Нет, пойми, я совершенно серьезно благодарна тебе за то, что ты приносишь мне эти слухи: по крайней мере, я знаю теперь, как говорить с людьми… А то иногда, правда, такое спросят или скажут, что… Но зачем ты их сама придумываешь?

Приятельница подмигнула хитренько:

— А может, я на специалитет по информационным войнам хочу! А твой кузен пока, вроде, отказывается семинары вести, хотя его просили… Вот и тренируюсь… Как это? По живому… Invivo, вот!

Настя кивнула со вздохом: раз так, то ладно, и попыталась углубиться в книги.

Но это ей не удалось: буквально через десять минут соседка слева тронула ее за руку:

— Простите, у вас, кажется, мобильный в сумке гудит…

Глянув на экран, Настя мгновенно забыла про книги и стрелой вынеслась в холл:

— Здравствуйте, Георгий Иванович…

— Привет, — голос Корбута был спокойным и каким-то… отстраненным: — Извини, если помешал. Хочешь встретиться сегодня?

Он спросил «хочешь»? Настя ожидала чего угодно: приказа, требования, настоятельной просьбы, наконец, но не предложения!

Внезапно почувствовав острую вину за то, что после их возвращения из Беловодья не позвонила, не спросила, как он, она смущенно пробормотала:

— Да… Конечно…

Наставник усмехнулся, почувствовав ее настроение:

— Не вини и не ругай себя. Все в порядке. Молодость эгоистична, и это нормально. А у тебя вон сколько событий произошло! — он помолчал. — Извини еще раз, времени нет. Давай в Александровском саду… положим, через час. Люблю это место… И сирень цветет…

Так же молниеносно, как парой минут ранее выскочила из библиотеки ради звонка, Настя сдала книги и понеслась к метро.

В Александровском саду по случаю субботы народа было полно, даже несмотря на хмурую погоду, грозившую дождем. Во влажном воздухе сиренью пахло ошеломляюще…

Настя увидела Корбута издалека. Увидела…

И остановилась на секунду.

Он сидел на скамейке и крошил хлеб голубям.

Ничего особенного: крупный старик с характерной выправкой кормит птичек в Александровском саду, поглядывая на молодую зелень, гроздья сирени, бегающих детей… И на почетный караул у могилы Неизвестного солдата.

Но Настя вдруг поняла, почему он пригласил ее сюда так срочно и выбрал именно это место.

— Садись, — похлопал Корбут по скамейке рядом с собой, когда она подошла и робко поздоровалась. — Еще раз скажу: не укоряй себя. Все равно встретиться бы не смог: меня из Конгресса магов тогда прямиком в наш госпиталь увезли. Нехорошее это занятие: стариков в больнице навещать… Истощает энергетику. А выписали меня только вчера утром, еле успел бумаги все выправить…

— Бумаги? — удивилась Настя.

— Ну да, — усмехнулся наставник. — Ты что думаешь, я монахом, что ли, жил? Я жизнь любил, очень даже… Во всех ее проявлениях. Потому и держался так долго. Так что потомков у меня… хм…

Он спрятал взгляд, чуть отвернувшись — якобы проследил за бегущим по дорожке малышом в яркой курточке, и Настя подумала, что ему будет о чем вспомнить там, в Беловодье.

— Жалко, Влада нет… — прошептала она.

— Наоборот хорошо. Такие, как он, не любят терять коллег. Не любят в бою, и еще больше — в мирной жизни. А так — ты просто передашь ему привет, — проворчал Корбут. — Скажешь, что вы оба стали мне дороги. Хотя мы были знакомы так мало…

Настя почувствовала, что он сказал правду. Помолчала и решилась:

— Когда мы уходили из Беловодья, мне показалось, что мы побываем там еще раз…

— М-м-м? — Корбут лениво глянул на нее. — Хочешь спросить, сможем ли мы увидеться там? Не знаю. Отсюда об этом ничего сказать не могу. А оттуда — как передам, даже если узнаю?

Он снова усмехнулся, и она улыбнулась в ответ.

Они помолчали.

— А повернитесь ко мне, пожалуйста, — попросила Настя.

— Зачем? Хочешь запомнить меня получше, чтобы не ошибиться? Так там я буду выглядеть иначе…

— Да… В смысле нет… — смутилась Настя.

Не объяснять же ему, что Светозар сказал тогда: «Постарайся рассмотреть получше своего наставника. Разгляди этот свет в нем — он уже есть…»

— Ну, фотографируй, — почему-то развеселился Корбут и повернулся к ней лицом. — На память. На долгую вампирскую память…

Свет? Ну, может быть, он и был, но только сейчас, даже без солнца, под хмурившимся небом, она видела только появившуюся в наставнике какую-то легкость… и, возможно, новую молодость в глазах — несмотря на очевидно постаревшее и осунувшееся с последней встречи лицо.

— Знаешь, что в тебе привлекает, Анастасия? — спросил он, когда понял, что «фотографирование» завершено.

Она пожала плечами.

— Ты такая, как есть. Настоящая. Поступаешь так, как сама считаешь нужным. Не подстраиваешься ни под кого. В голову не приходит соответствовать чьим-то ожиданиям… Быть кому-то удобной. Постарайся остаться такой же.

— Бабушка меня за это ругала, — вздохнула она. — Говорила, что упрямая: если что-то в голову втемяшилось — только ремнем и вышибешь… Да и то не всегда.

Корбут пожал плечами:

— В маленьком селе так лучше. А ты теперь живешь в большом мире. В очень большом,