По ту сторону от тебя - Алиса Евстигнеева

воспитывалась исключительно матерями либо с довесками в лице их новых кавалеров, которые отчего-то поголовно казались мне пьющими и отвратительными. Даже не знаю, откуда в моей голове нарисовался подобный образ, но мало кто из моих друзей имел хорошие отношения с отчимами.

Моё взбудораженное воображение этой ночью тоже рисовало картину, как мы будем вынуждены променять папу на того очкарика из сквера.

— Не знаю, — чуть помедлив, ответил родитель, — не знаю. Будет по-другому… Но я всегда с тобой. Слышишь?

— Угу, — откликнулась безрадостно. По-другому мне не хотелось.

***

Если честно, я не понимала причин маминого поступка. Но всё сводилось к непонятному мне тогда «влюбилась».

Нет, что такое любовь я знала, даже про секс догадывалась, в конце концов, мне было уже двенадцать и я целыми днями пропадала на улице, где можно было узнать и не такое. Но принять тот факт, что ПАПУ можно променять на… непонятно кого, у меня никак не получалось.

В ту ночь мама много плакала и извинялась. Извинялась за обман, за предательство, за то, что всё вот так… Извинялась, но не просила прощения. Это невольно наводило на мысли о том, что продолжать отношения с отцом она не планировала.

Папа по большей части молчал и курил в форточку, одну за одной. Я потом ещё неделю не могла зайти на кухню без ощущения подкатывающей к горлу тошноты.

— Юр, мы были слишком молоды, — уже под утро резюмировала мама. — Ты не оставил мне тогда даже шанса на какой-то выбор…

— То есть это я виноват?! — непривычно громко гаркнул отец.

— Никто не виноват, — на удивление спокойно продолжила мама. — Просто я не люблю тебя. Прости.

Они помолчали какое-то время. А потом я услышала папин голос, сухой и безэмоциональный.

— И что предлагаешь?

— Давай… разведёмся.

Последнее слово прозвучало как приговор, и я едва сдержалась, чтобы не ринуться к ним на кухню с воплями, что это не выход. Но следующий вопрос заставил меня остаться на месте:

— А Кира?

— Кира, — как-то с надрывом повторила мать. — Кира справится. Она… умненькая, однажды она сможет… это принять.

— Нет, — жёстко усмехнулся отец. — Ты не поняла. С кем останется жить Кира?

— Как это с кем? — искренне удивилась матушка. — Со мной…

По её тону было понятно, что она попросту не рассматривала других вариантов.

— Хрен там! — рыкнул отец ей в ответ. — Тебе приспичило, ты и уходи. А ребёнка тебе и твоему хахалю я не отдам.

— Юра!

— Сказал не отдам, и точка!

— Это мы ещё посмотрим! — взвилась мама. — Я её мать… и ты не сможешь с этим ничего поделать.

Не знаю, что она хотела этим сказать, но отцу не пришлось ничего делать. Все выводы той ночью я сделала сама.

Соотнеся одно с другим, я пришла к бесхитростному решению: единственный способ сберечь семью — шантаж. Орудием которого я избрала себя. Мой расчёт был очень прост: если я останусь с папой, то у мамы не будет никакого другого варианта, кроме как бросить своего очкарика. Но, как это бывает обычно, всё пошло не по плану.

***

Сделала глубокий, слегка судорожный вздох и замолчала. Глеб лежал сзади, прижимая меня рукой к своей груди. Кажется, это уже становилось своеобразной традицией, проводить ночи в обнимку.

— И ты больше не виделась с мамой? — без особых эмоций в голосе спросил он.

Я не планировала посвящать его в свои семейные драмы, но раз уж сказала «а», пришлось говорить и «б», а дальше… а дальше всё рассказывалось само. Словно прошлое просилось наружу. Я старалась излагать сухо, просто факты без эмоциональной нагрузки, но, видимо, что-то прорывалось, потому что чувствовалось, как мой слушатель напрягался каждой мышцей своего тела. Ладонь, гладившая моё бедро, то и дело замирала, сбиваясь с ритма.

— Почему же, — с напускным безразличием решила ответить на его вопрос. — Вся эта эпопея длилась не один месяц, пока родители не расстались окончательно.

— Они не смогли сохранить брак?

— Они… не захотели. Не знаю, к чему стремилась мать, но отец… Он так и не смог простить факта измены. Понимаешь, он очень гордый человек, и, как бы он ни любил маму, все чувства рухнули в тот вечер. Прощать предательство он не собирался, просто не мог. Но осознание этого пришло ко мне слишком поздно.

— Это как?

— Это как? — негромко повторила за ним. — А это было так: я до последнего старалась следовать своему плану. Мне верилось, что если я буду до конца держаться за папу, то маме не останется ничего другого… как вернуться в семью. Знаешь, иногда мне кажется, что так бы оно и было, если бы отец решил дать ей шанс.

— Но он не дал?

— Нет.

***

Мама неоднократно пыталась поговорить со мной по душам, но я морозилась, притворяясь слепой, глухой и немой. Поначалу мы продолжали жить в одной квартире, с той только разницей, что отец стал ночевать на раскладушке в моей комнате. Поэтому игнорировать мамины попытки поговорить было не так уж и легко. Приходилось каждый раз выкручиваться. Однажды дело дошло до того, что я несколько дней не выходила из своей комнаты, лишь раз в сутки доходя до туалета и полностью отказываясь от еды.

После этого отец устроил матери такой разнос, что мне стало страшно… и жалко её. Она бледнела и серела на глазах, что не могло не трогать моё сердце. В конце концов, это же была моя мамочка и я всё ещё любила её, хоть эта любовь и причиняла мне неимоверную боль.

В итоге матери пришлось переехать, так и не поговорив со мной. Лишь в последний вечер, дождавшись, когда папа выйдет покурить на лестничную площадку, она ворвалась в мою комнату, где я, забравшись с ногами на диван, читала какую-то книгу, и, рухнув на колени, вцепилась в подол моего домашнего платья.

— Кирочка, — безумным голосом шептала мама, — Кирочка, поехали со мной. Обещаю, мы с тобой сможем всё исправить.

— А как же папа? — испуганно пискнула я.

— Папа… — почти беззвучно произнесла мама. — Ты сможешь видеться с ним в любое время…

Разница между «жить вместе» и «видеться» тогда показалась мне настолько ошеломляющей, что я едва не закричала в голос.