Мастера вызывали? - Натали Р.

Ильтен находился в прострации. Ощущение «последние дни на свободе» вызывало то желание пуститься во все тяжкие — прогулять работу, напиться в интернет-кафе, подраться, украсть дорогую выпивку и принять в ней ванну, нагадить на порог отделения службы охраны безопасности: чего стесняться, все равно пропадать! — то немедленно покончить с собой, чтобы избежать позора и страданий. Что будет с Терезой, лучше и не думать. Вряд ли она сменит свою линию поведения. Изобьет нового диспетчера, тот и подберет ей маньяка в мужья.

В данный момент Ильтен балансировал на грани двух стремлений. Лежал в ванне — правда, не в вине, а всего лишь в воде, вино присутствовало в бокале и отчасти в желудке, а на бортике лежал заточенный нож, к которому то и дело обращался взгляд Ильтена. Не хватало разве что минорной музыки.

Хлопнула дверь, и Ильтен чуть покривил губы. Тереза. Сейчас начнет шпынять, что выпил не вовремя — как будто сама не пьет никогда, — что лежит и ничего не делает для исправления ситуации… А что он может сделать? Ни-че-го.

Она вошла в ванную комнату, на ходу скидывая плащ и уличные туфли. Вид необычно виноватый. Что толку теперь себя винить? Натворила дел… Но умом Ильтен понимал: удержать Терезу в рамках принятых обычаев не удалось бы. Такая уж она, не вписывающаяся в размеренное бытие.

Тереза молча забрала у него бокал, — ну вот, так и знал, — и залпом выпила остаток вина.

— Рино. — Она присела на краешек ванной и налила себе еще; интонация совсем не скандальная, даже мягкая. — А ведь, наверное, я тебя люблю.

Это из-за тебя, дерево ты невыносимое, я была готова поступиться принципами, лечь в постель с другим мужчиной, выполнить любое его желание… Чтоб ему пусто было, я бы это сделала. Ради тебя, олух.

Ничего этого она, разумеется, не сказала вслух. Отставила бокал, стащила блузку, нырнула к нему в ванну и обняла.

Ильтен едва не утонул от неожиданности. Наверное, это был бы хороший конец: в одной ванне с чудесной женщиной, под слова любви… Он бы даже не сопротивлялся воде, смыкающейся над головой. Но Тереза не дала ему расслабленно сползти на дно. Она целовала его, почему-то одновременно плача, и гладила, и невозможно было упустить шанс. Слегка мешала так и не снятая ею пышная капроновая юбка, но это же такие второстепенные детали, которые никак не могут испортить главное. Страсть, вспыхнувшая в глазах, непередаваемое ощущение гладкого теплого тела, волосы на лице, пахнущие цветами, губы, скользящие по коже…

Он очнулся изнеможенным, вода в ванной остыла. Голова шла кругом — нет, конечно же, не от вина. Он провел ладонью по спине Терезы, умиротворенно лежащей у него на плече, и тихо проговорил:

— Спасибо. Без этого было бы обидно расставаться. Теперь можно умирать со спокойной душой.

Он потянулся к ножу. Умереть вот так, в объятиях Терезы, сделавшей его счастливым, пусть и ненадолго, будет непередаваемо сладко.

Блаженное выражение вмиг слетело с лица женщины. Голова дернулась от оплеухи и загудела.

— Ты что, офонарел, чучело стоеросовое? — рявкнула Тереза и, вывернув ему руку, отобрала нож. — Что ты творишь?

— Отдай, — слабо возразил он. — Я не хочу, чтобы меня судили. Не хочу, чтобы вскрылось… Десять лет каторги, это по минимуму. Лучше умереть сразу!

Она раздраженно метнула нож с левой руки, он с хрустом впился в дверной косяк.

— Ну-ка увянь, суицидник! Я не позволю тебе ни умереть, ни сесть, понял? Суда не будет. — Она вылезла из ванны одним движением, небрежно обтерлась и завернулась в большое полотенце. — Лежи тут, сейчас чай заварю. И не вздумай топиться, дубина!

Ильтен, закутанный в пушистый халат, был усажен в кресло у низкого столика. Тереза поставила перед ним чашку чая. Ту самую, красную в белый горошек, за которую они обычно конкурировали. Сегодня она уступила ее без споров, сама взяла белую.

— Как? — спросил он. — Как мы сможем вывернуться?

Поистине, день чудес. Тереза подарила ему потрясающий вечер. И вдобавок — надежду, в которую очень хотелось поверить, но он пока не решался.

— Маэдо обещал договориться, — ответила Тереза. — Он уломает Центр бытового ремонта забрать иск. Но нас ждут большие денежные потери.

То ли скрипеть зубами, то ли кричать от радости. Деньги Ильтен любил и крупные траты переживал тяжело. Финансовое положение и так пошатнулось с уходом из диспетчеров и переездом на Т5. Но если удастся обойтись без суда… то и зохен с ними, с деньгами.

— Допустим, Центр отзовет иск, — кивнул Ильтен. — А государство? Извини, не верю.

— Налоги надо будет заплатить. — Маэдо считал, что здесь отыграть не получится, и Тереза признавала его правоту. Ни одна власть — ни на Земле, ни в Тикви, ни где-либо еще — недостачу налогов не простит.

Ильтен застонал. Вдруг подумалось: ведь соседи и знакомые могут решить, что ему не по карману содержать жену, и тогда… Чтобы разрушить их хрупкое благополучие, доказательств не требуется, достаточно доноса.

— Но для уплаты налогов суд не нужен. — Ну надо же, она в состоянии найти в ситуации что-то положительное. — Управление выпишет счет, ты оплатишь, и все. Мы ведь не собираемся устраивать тяжбу: мол, ничего государству не должны. С государством спорить бессмысленно.

Странно, что она столь трезво рассуждает, на нее непохоже. Повторяет слова легавого?

— А лицензию Маэдо устроит, даже задним числом. Есть у него какие-то ниточки, чтобы потянуть.

Вот это да. При таком раскладе, пожалуй, дело и впрямь рассыпается. Он вздохнул бы с облегчением и засмеялся, но еще одна забота не давала рассосаться спазму в горле.

— Сколько я должен заплатить господину Маэдо за хлопоты?

Он приготовился к самому худшему. И был изрядно ошарашен, услышав:

— Ему не нужно платить.

Что это значит? И червяку ясно, что офицеру придется пошевелиться, поторговаться, напрячь связи, закрыть глаза на чьи-то грешки, а, возможно, самому слегка погрешить против закона. По мелочи, естественно, но и мелочь имеет свою цену. Какую, зохен побери? Подреберье заныло. Может ли статься, что Тереза сегодня была так ласкова с ним лишь потому…

— Тереза, скажи мне правду. — Собственный голос показался Ильтену сиплым. — Ты легла в постель с этим зохеновым охранником?

— Нет! — возмутилась она. И покраснела.

— Ты обещала ему, что сделаешь это, когда он нас отмажет?

— Я же сказала, нет! Ты что вообще там себе думаешь, дупло окаянное?

— Проклятье, в чем тогда подвох? И не говори мне о бескорыстном безопаснике, все равно не поверю. Чего этот тип хочет? От нас вообще или